Одна из причин кроется в «тонком» или законническом понимании греха, где грех понимается как серия действий, отклоняющихся от указаний Бога. Вы достигаете христианского роста преимущественно в среде, где с меньшей вероятностью будете совершать греховные действия или видеть, как их совершают другие. Как будто грех можно по сути устранить из жизни через отделение и с помощью дисциплины. Такое понимание греха отражает непонимание полноты и богатства того, что Христос по благодати совершает для нас. Без понимания благодати мы думали бы, что должны (и можем) заработать себе спасение. Но для этого нам понадобится иная картина греха, где грех можно будет побороть с помощью сознательных усилий.

Тонкое понимание греха ведет к тому, что мы чувствуем себя в безопасности лишь тогда, когда мы не видим ничего такого, что искушает нас на такие действия, как открытая сексуальная аморальность, богохульство, нечестность или насилие. Удаляя соответствующие культурные «тексты» с глаз долой, мы чувствуем себя грешными в меньшей степени, но, возможно, так мы просто совершаем самообман. Сложная и органическая природа нашего греха не прекратит свою работу и будет создавать идолов из хороших вещей в нашей жизни, таких как нравственность, финансовая безопасность, семья, чистота вероучения или гордость нашей культурой. Разумеется, в популярной культуре много порочного, в частности, как нередко замечали, она прославляет секс и насилие. Библия призывает нас уклоняться от сексуальных искушений (1 Кор 6:18–20), и мудрый человек должен ставить себе мудрые рамки. Однако если мы придаем слишком большое значение бегству от культуры, мы с большей вероятностью сделаем себе идолов из каких-то более «респектабельных» вещей. Напротив, богословски «толстый» взгляд на грех видит в нем навязчивое желание сердца создавать идолов. Такое представление не приводит ни к бегству, ни к некритическому потреблению, но скорее к смиренному и критичному взаимодействию с культурой[180].

Другая причина отстраненности состоит в «тонком», то есть слишком интеллектуальном, понимании всеобщей благодати. Как мы уже говорили, все люди обладают каким-то знанием о Боге и его свойствах и это знание сознательно отвергают. Но христиане могут считать, что это знание в основном (если не исключительно) состоит из когнитивной информации, которую можно извлечь и передать в виде наших доказательств бытия Божьего, истинности христианства и так далее. Иными словами, мы понимаем это врожденное знание о Боге как нечто слишком интеллектуальное.

Но текст стихов 18–25 главы 1 Послания к Римлянам дает нам куда более полную и динамичную картину того, как общее откровение или всеобщая благодать действуют в реальной жизни. Истину подавляют (стих 18), но она продолжает преследовать нас. В стихе 20 говорится: «Потому что Его невидимые свойства… со времени сотворения мира постигаются разумом через созерцание сотворенного. Так что нет им извинения!»[181]. В оригинале слова, переведенные как «постигаются» (nosumena) и «созерцание» (kathopatai) есть пассивные причастия настоящего времени. Таким образом, реальность Божьей природы и наши обязанности перед ним постоянно стоят у нас перед глазами. Это не статичные вещи, не какие-то интеллектуальные тезисы, но скорее всегда свежее и настойчивое давление на сознание, которое испытывает каждый человек.

Если это верно, значит, любой артефакт человеческой культуры есть позитивный ответ на общее откровение Божье, и одновременно – отказ бунтовщиков подчиниться верховному правлению Бога над нами (Рим 1:21).

Таким образом, как мы можем видеть, любая культурная продукция (вспомним, что все, что мы делаем на работе, есть также разновидность культурной продукции) – это диалог между врожденным утвердительным ответом на всеобщую благодать Бога и идолопоклоннической и бунтовщической природой наших сердец. Потому человеческая культура представляет собой сложную смесь светлых истин, искаженных полуистин и открытого сопротивления истине. «Утрата любой веры не означает, что был начисто уничтожен религиозный инстинкт. Это просто означает, что такой инстинкт, временно сдерживаемый, будет искать себе объект где-то еще»[182].

Вот любопытный пример такого диалога.

Когда христианин отвергает популярную культуру, это обычно оборачивается для него дуализмом в сфере работы. Под дуализмом здесь понимается стена, отделяющая священное от светского. Это прямое последствие «тонкого» представления о грехе, всеобщей благодати и провидении Божьем.