— Заткнись и делай, что говорю, а то придушу, гавнюк!

Вот так он из меня анашу и выдавил. Остался я один — голый и у Себастиана на поводке.

Все воскресенье я болел. Матери Сева объяснил, что у меня похмелье. В общем, так оно и было. Только лежал я на животе, потому что мне зад отчим так книжкой отмудохал, что он опух и едва в труселя влезал. "Секрет" мамин, кстати, разлетелся под конец по листочку. Не выдержал соприкосновения с грубой реальностью. Тогда в ход пошел свернутый в трубочку глянцевый журнал, кажется "Живи лучше". Мать их выписывала.

Есть ма мне носила в комнату, только я не жрал ничего. Не столько потому, что меня от хавчика мутило, сколько из-за боли в челюстях. Такое было впечатление, что у меня суставы разошлись где-то и уже не сойдутся. Да и внутри что-то бесповоротно порвалось.

Мать пыталась поговорить со мной, ругала за вчерашнее, но я не слушал. Думал о том, как отчима убивать буду. И о том, что лучше бы это сделать до понедельника. Или самое позднее до четверга. Потому что если ни Себастиан, ни мать не придут в два часа в школу, то им позвонят. И вот тогда мне звездец.

Может, в жратву ему что подсыпать? Только так, чтоб верняк. Яду там крысиного. Но я ведь даже не знаю, есть ли у нас такой. Или зарезать во сне? Так он с матерью спит. Топором зарубить нахрен? Нет, он меня сильнее, да и кондиция у меня сейчас не подходящая. Картинка из моего сна то и дело всплывала перед глазами. Да, на башне расправиться с Севой было бы проще всего. Там он не будет ожидать подвоха, и мать ничего не услышит. Только как его обездвижить? Подмешать снотворное в вино? Но отчим после моего фейла пузырек прячет. И потом — не получится у меня сделать это незаметно. Во сне на столе лежал шприц. Да, засадить гаду наркоз — это я бы смог. Только откуда его взять?

Короче, вот так я себя утешал. Знал, на самом деле, где-то глубоко внутри, что это — только красивые планы. Что от фантазий на тему окровавленного, молящего о пощаде отчима мне становится легче. Ведь я хорошо представлял себе, что со мной будет потом, когда трупак Севы найдут. А его найдут — не расчленять же мне борова и выносить по кускам?

Во-первых, всплывет весь мой позор — фильмов у него со мной в главной роли скопилось на много часов. Где он их хранит, не знаю. Зато панцири наверняка видео откопают — работа такая. Когда мать обо всем узнает, то либо в больничку загремит, либо в психушку. Да и вообще, может, от меня откажется. Зачем ей сын-педрила тире убийца? Это во-вторых. А в-третьих, судить-то меня по возрасту не могут, но наверняка отправят в какое-нибудь заведение для трудновоспитуемых или шизиков. И с матерью я больше не увижусь — ее из страны вышлют. Вот и все. Конец. Финале. Гейм овер.

И еще оставалась Лэрке. Да, Лэрке. Что она подумает обо мне? Что она скажет, когда ее будет допрашивать полиция? "Хорошо ли ты знала Джека? Вы ведь учились в одном классе?" "Да мы и не общались совсем. Но он всегда казался мне странным. Вы спросите лучше у Наташи. Они, кажется, были кэрсте"[23]. А девочка факинг Адамс затрепещет ресницами и пролепечет, краснея: "Мне сразу показалось, что Джек — гомик". Тьфу, блевать охота! И я снова мысленно резал Себастиана на куски.

К понедельнику мне полегчало. Физически. Я даже на жопу мог садиться, не охая. Зато внутри была сплошная черная дыра. Реальность засасывало туда со свистом, так что я едва соображал, что происходило вокруг и почему. Мать меня выперла в школу и сказала, что в три будет ждать дома. Это Сева меня посадил под домашний арест. Мне было фиолетово.

Я съехал на дорожку вокруг озера, но повернул в сторону, противоположную той, куда отправлялся каждое утро. На встречу мне попалось несколько опаздывающих школоло, в поте лица крутящих педали, но, к счастью, никого из знакомых. Я сам не заметил, как оказался у белой виллы. Оставил велик в кустах и полез на дерево. Не знаю, чего я ожидал, но, когда оседлал привычную ветку, за окном с голубой занавеской было пусто. Лэрке уже ушла. Весь дом стоял тихий и безлюдный.

Ветерок колыхал край легкой ткани — между оконной створкой и рамой осталась небольшая щель. Я долго рассматривал кровать с розовыми подушками, разбросанные по столу книги, забытые на пианино ноты и свисавшую с крутящегося стульчика ночнушку — Лэрке не отличалась особой аккуратностью. Под конец я замерз — с субботы успело здорово похолодать, ясно чувствовалось, что уже сентябрь. В ветвях бесприютно свистел ветер, унося с собой первые мертвые листья. Еще несколько недель, и я уже не смогу тут сидеть незамеченным.

Внезапно в башку пришла дикая мысль. А что, если забраться в окно? Я мог бы перекантоваться в тепле до трех, вместо того, чтобы мерзнуть, таскаясь по окрестностям. К тому же вон дождь натягивает. Всего-то и надо будет вылезти обратно до прихода Лэрке. Никто ничего не узнает.

Сук, на котором я сидел, не доходил до подоконника — его обрезали, как и остальные вокруг, чтобы не скребли по стене дома. Зато ветки над головой нависали над покатой крышей, и одна выглядела достаточно толстой, чтобы выдержать мой вес. Я вскарабкался выше по стволу, переполз на нужный сук, и вскоре мои кеды коснулись черепицы. Убедившись, что я прямо над Лэркиным окном, встал на четвереньки кормой к озеру, спустил ноги через край, повиснув животом на коньке. Тут я понял, что упражнение, которое мне предстояло сделать, совсем не так легко, как казалось с дерева. Ногами я нащупал окно, но до подоконника не доставал. Надо было как-то спуститься ниже.

Взобравшись обратно, я ухватился за гибкую ветку покрепче и начал все сначала. Помню, что в какой-то момент висел, вцепившись одной рукой в конек крыши, а другой — в драматически похрустывающую ветвь, и думал, что, если сейчас навернусь, то хорошо бы упасть котелком вниз. Чтобы сразу отмучиться. Но тут я нашарил ногами подоконник, выгнувшись, отпустил руки и качнулся вперед. В какой-то момент я стоял, распластавшись по стеклу, вроде человека-паука, и унимал дрожь в поджилках. Потом просунул ладонь в щель, откинул задвижку и выпал внутрь.

Чувство эйфории заполнило на миг черную дыру и перехлестнуло через край. У меня получилось! Я оказался в зачарованной стране. В башне принцессы. Я прошел через тернии. И пусть самой принцессы тут нет, зато есть ее чудный запах, ее вещи, ее книги, ее постель, еще хранящая ночное тепло. Короче, не знаю, чем я тогда думал. Скорее всего, не думал вообще. Просто в какой-то момент понял, что лежу в посели Лэрке, укрывшись ее одеялом и прижимая к лицу ее ночнушку. Было мне очень хорошо, тепло и спокойно. Будто после долгих странствий и сражений, я наконец пришел домой. И вот на этом замечательном чувстве я заснул.

Разбудил меня испуганный вопль. Лэрке смотрела на меня круглыми глазами, а я по началу даже не мог сообразить, где нахожусь, и что она тут делает. Только одеяло зачем-то натянул до подбородка, хотя спал в одежде.

— Ты что… — начала она, но мотнула головой и попробовала заново. — Ты как тут оказался?

Дверь распахнулась с треском, и девчонка едва успела прыгнуть вперед, чтобы закрыть меня от вошедшего.