Постоял еще под дверью. Послушал. Ничего такого: шорохи, тихие голоса, тишина. Я побрел назад по коридору. Может, к маме просто "красные пришли", как говаривал когда-то Бо? Да, а может, Сева что-то сделал с ней. Что-то такое, чего не делал даже со мной. Может, и сейчас он с ней это делает, а мама терпит и молчит. Терпит, потому что любит его. Молчит, потому что меня пугать не хочет.

Я зашел к себе в комнату, кинулся на постель и забился в угол, за подушки. Сжался там в комок, слушаю тишину. Это все я. Я сам это сделал. Я один виноват. Значит, я и должен это исправить. Себастиан на меня зол? Ладно. Значит, надо задобрить его. Убедить в том, что я все понял. Что больше так не буду. Что я буду… буду таким, каким он хочет меня видеть. Только бы ма больше не кричала так. Господи, только бы эта капелька крови оказалась единственной!

Следующее утро было совершенно обычным. Когда я встал, Себастиан уже уехал. Мать накормила меня завтраком и поела сама — ей нужно было успеть на автобус, чтобы ехать на курсы. Я сделал последнюю попытку — последнюю, на которую у меня хватило мужества.

— Мам, — я отставил в сторону почти нетронутый стакан сока. — Давай уедем, а?

— Ты о чем? — она торопливо мазала бутерброды, которые должна была взять с собой на занятия.

— Ну, уедем из этого дома. Насовсем.

Она рассмеялась удивленно и положила на хлеб ветчину:

— Где же мы тогда будем жить? Да и Сева никогда дом не бросит — он же здесь вырос.

— Я не про то, — я провел пальцем по разбитым костяшкам, словно чтобы убедиться в реальности того, что случилось ночью. — Мы без Себастиана уедем.

Она вскинула на меня глаза — в одной руке нож, в другой печеночный паштет:

— Жень, ты что? Как это — без Себастиана?

— Да так, — я сильней надавил на ранки. — Давай сумки соберем и на автобус. Да даже без сумок можно. Только денег возьми немного. На первое время.

Паштет плюхнулся на стол.

— Жень, — тихо и зло выговорила мать. — Ты в своем уме? Ты что, предлагаешь мне мужа бросить?

Я кивнул. Мои ногти под столом впились в едва поджившие костяшки.

— Но почему? — она положила нож на стол, оперлась на него тяжело, не сводя с меня пристального взгляда.

Вот мы и подошли к сути вопроса. Ну, что же ты молчишь, Джек?

— Се… Себастиан, — тихо начал я, — он… Я…

Да, мля! Очень содержательно!

Мать скрестила руки на груди:

— Если ты насчет вчерашнего, так вот. Позволь рассказать тебе кое-что о семейной жизни. А я надеюсь, что она будет у меня с Севой долгой и счастливой. Только семейная жизнь, сынок, это не 365 дней в году вздохи и прогулки при луне. Это тоже усталый муж, приходящий с работы с истрепанными нервами. Это муж, готовый воспитывать чужого ребенка, как своего собственного, и срывающийся, когда тот, вместо благодарности, плюет ему в лицо. И руку на него поднимает.

Блин, это она про царапины! Что он там наговорил ей, мразь?!

— Это способность утешить, понять и принять. Понимаешь? — она смотрела на меня, а лицо было замкнутое, чужое, будто она не со мной разговаривала, а с каким-то малолетним отморозком, на которого уже все махнули рукой. — Хотя где тебе… Ты же маленький эгоист. Только о себе думаешь. А я… Я в первый раз за столько лет почувствовала себя любимой, счастливой… — она отвернулась, смахивая слезы.

По моей руке побежало что-то теплое. Глянул вниз — я костяшки совсем расковырял. Но боли не чувствовал — в груди было гораздо больнее. Так, что не вздохнуть.

— Мам, я… — встал и сделал шаг к ней, — я ведь тоже тебя люблю! Всегда любил и всегда буду!

— Я знаю, Жень, — всхлипнула она. — Я тебя тоже люблю. Только мне ведь мужчина нужен. Как бабе без мужика? А Себастиан, он… Такого, как он, я больше никогда не встречу. И ты… — она вдруг повернулась ко мне, наставила на меня мокрый от слез палец, — ты не смеешь счастье мое рушить! Не пытайся нас разлучить! — И тут же рассмеялась, кривясь лицом. — Это же все глупая детская ревность, я знаю! Ты же на самом деле не плохой. Ты только хочешь казаться таким, чтобы Севу от меня оттолкнуть. Верно, глупенький? — она протянула ко мне руки, чтобы обнять, но я отшатнулся. Сделал шаг назад. Развернулся и выскочил в коридор. Подхватил рюкзак и в дверь.

С ненастоящей своей любовью. С несостоявшимся мужеством.

Я крутил педали и молился о том, чтобы мопеда у дверей белой виллы не было. Кто-то наверху, по ходу, не спал, потому что Марка дома не оказалось. Лэрке, впрочем, тоже, но я не огорчился. Понимал, что этот мой визит — последний, и хотел сделать кое-что, а девчонка бы мне только помешала. Вы спросите: с какого перепугу я решил больше сюда не приходить? Дело в том, что уже тогда я знал, что собираюсь сделать вечером. И знал, что, когда это сделаю, то потеряю право и на дружбу с Лэрке, и на этот дом.

Ключ под крышей гаража нашелся сразу. Я вошел в прихожую, аккуратно снял кеды. Кухня у семейства Кьер была отдельно от гостиной, зато преогромной, с длиннющим столом из грубо обработанного дерева. Я слазил в холодильник и выудил запотевшую бутылку энергетика. Явно из Марковых запасов. Откупорил и с наслаждением глотнул. Так, идем дальше. В гостиной обнаружились семейные фотографии. Вот Лэрке в младенчестве. Смешная такая, лежит перед камерой враскорячку, большой палец ноги во рту. Просто няшка. А это София в примерно том же возрасте — ее легко узнать по кудряшкам. Мелкий Марк выглядит таким же тупицей, как, наверное, и сейчас. А, ну да! Вот и его фотка поновей. Бугай без шеи, взгляд исподлобья, причем низкого. Только надписи не хватает "И во сне, и на яву, за стероид всех порву!"

Так, это свадебные, это неинтересно. А вот папочка-пузатик с кошечкой. А вот с собачкой. Странно, в доме вроде животных нету. А вот и с лошадью, причем это не Луна. Фотка в красивой серебристой рамке с завитушками и подпись: "С благодарностью за спасение чемпиона". А под ней, тоже серебряная, подкова, и выбито: Amаzing Star. Это что, кличка коня? А папа-то у принцессы по ходу ветеринар! Доктор Дулитл, мля. Ладно, чешем дальше.

На втором этаже обнаружились спальни. Родительских — две. В обоих по двуспальной кровати, но одна явно в женском вкусе — подушечки, розанчики, трюмо со всякими побрякушками. А другая в строгих черно-белых тонах, с рабочим местом у окна и повешенным на стойке отглаженным костюмом. Выходит что, предки Лэрке отельно спят? Далеко же у них все зашло, однако.

Потом я нашел комнату Софии. Там я чуть ребро не сломал — наступил на какую-то хрень на колесиках, потерял равновесие и грохнулся на гору плюшевых медведей и кукол, прикрывающих здоровенный замок со шпилем. Шпиль-то и впился мне в бок. Если это была такая ловушка на чужаков, то она прекрасно сработала. Я встал, потирая ушиб, и наткнулся на галерею рисунков, прикнопленных на стену. Вот эти два палочных человечка — явно сама София и Лэрке. Держатся за руки и висят в воздухе. А полоска под ногами — это у них, наверное, батут. А вот и вариация на тему папа, мама, я — дружная семья. Странно, что на картинке только четверо. Марка нету. Нет его нигде и на других рисунках. Погодите-ка! А это что?