Над Тверской с глухим звуком лопнул светофор. Сухой листвой,бумажками, сором на бульвар стали скатываться любопытные комиссионеры. Ситуациюразрулил все тот же Корнелий. Он встал и нежно, трепетно коснулся рукивзбешенной ведьмы. Похоже, Эссиорх ошибался, считая, что этот недотепа умеет толькотерять письма.

– Вы единственная женщина, которой идет бытьразгневанной! – сказал Корнелий, подпуская в глаза ланьих слез.

Его очки блестели так честно, так восторженно, что Улитаозадачилась.

– Врешь ты все, шпендик! – сказала она грубо, ноуже заметно смягчаясь.

– Обычные женщины в гневе смешны. Они пищат,царапаются, толкаются слабыми ручками, производят всхлипывающие звуки. А туттакая стать, такое величие! Просто царица! Я впечатлен!

«Ах ты, манипулятор!» – подумал Эссиорх с восторгом.

– Я еще не так могу! – сказала Улита. – Еслиэтот тип меня доведет, я так заору, что…

– Не сомневаюсь. Меня, кстати, всегда удивляло, почемунекоторые люди, с другими вроде спокойные, тихие, совсем не психи, когдавстречаются, начинают вдруг орать друг на друга? Сразу, с ходу, с пеной у рта,безо всякого повода. Зачем? Какой смысл? – спросил Корнелий.

– Чувствуют, что этим все закончится, и экономятвремя, – пояснила Улита.

Пока она говорила, Корнелий вгляделся во что-то за ее спинойи вновь пустил в ход свои убийственные ресницы.

– Ой, а кто это к нам идет? Это не Дафна? – охнулон.

Улита даже оборачиваться не стала.

– Не-а, откуда? – сказала она. – Дафна сМефом обедают. На Рождественском бульваре подвальчик есть под синим козырьком.Там его дядя днем подрабатывает.

Если хочешь что-то узнать от женщины, спроси ее о чем-нибудьдругом. Эссиорх исчез без вспышки, а следом за ним с секундным интервалом исчези Корнелий. Улита некоторое время озабоченно разглядывала опустевшую скамейку.Затем наклонилась, чтобы поднять мороженое, и обнаружила, что вокруг собраласьтолпа.

– А вы чего уставились? – обратилась она кпрохожим. – Театральное представление с исчезновением в финале закончено!А ну все быстро скинулись по пять рублей!

Подвальчик с синим козырьком Эссиорх и Корнелий отыскалипочти сразу. Это оказался типичный молодежный клуб-бункер – прокуренный, сосводчатыми потолками бывшего бомбоубежища, толстенными стальными дверями,оставленными «как есть» и гудящими трубами внутренней вентиляции.

Одного только не было в клубе. Одного, но самого главного.Мефодий и Дафна там, увы, не появлялись. Эссиорх и Корнелий проторчали вподвальчике добрых полчаса. Корнелий успел познакомиться с официанткой и взятьу нее телефончик, который самым тщательным образом занес в записную книжку.Книжку он купил в музее пожарного дела. На обложке был усатый прапорщик вкаске, глядевший так сурово, что просто физически страшно было вызывать 01.

Каждый человек рано или поздно вынужден перешагнуть черезразочарование, когда все кажется лишенным смысла. Если не сможет или не захочетперешагнуть – человека не будет.

«Книга Света»

Ночью у Мефа зазвонил мобильник. Не открывая глаз, оннашарил его на стуле и потянул к себе, запутавшись в проводе зарядника.Мобильник он держал в основном для успокоения Зозо. Смешно, конечно, называтьродную маму Зозо, но Меф относился к ней скорее как к старшей сестре.Воспринимать Зозо в банальном комплекте обыденной мамы («помой голову – япогладила тебе рубашку – обед остынет – приходи домой не поздно») былофизически невозможно.

Со второй попытки Меф попал на правильную кнопку, и тотчас втрубку вклинился зашкаливающе бодрый голос.

– Добрый вечер, это Ромасюсик! Ах, узнали, что выговорите, право, мне так неловко… Отнимаю ваше драгоценное… Нет-нет, неубеждайте меня, я знаю, что у вас каждая минута расписана… Я знаю, что вы отменя устали, но я так люблю вас!

Меф с трудом сфокусировал взгляд на часах и понял, чтоговорить «добрый вечер!» со стороны Ромасюсика было, прямо скажем, оптимистично.

– Ромасюсик, я тоже вас люблю! Но не в половинечетвертого утра. В половине четвертого я вас ненавижу! – сказал Меф, струдом подстраиваясь под манеру Ромасюсика говорить.

Ромасюсик даже не заметил, что его передразнивают. Он былвыше мелочей.

– Мы сняли квартиру на «Речном вокзале». Двушку!Огромные окна, огромная кухня! Восхитительный вид на соседние дома!Фантастично! Я долго торговался. Если бы они не уступили, я вызвал бы мальчиковЛигула. В Канцелярии нам дали с собой всего сто тысяч. Мы должны экономить!

«Ты еще и скряга!» – подумал Меф.

– Как же вы торговались, Ромасюсик? – спросил он,получая некоторое удовольствие от этого «вы».

– Праша натянула на меня морок! Абсолютно никто неподозревает, что я из шоколада. Только многие облизываются, знаете ли, как-топодозрительно! – с удивлением сообщил Ромасюсик.

– Праша?

– Так я ее называю. Прасковья как-то тяжеловесно.Кстати, она уже устроила в квартире пожар и потоп, но так как они произошлиодновременно, почти ничего не пострадало… – щебетал Ромасюсик.

– Как же вы ее до пожара довели, Ромасюсик? –спросил Меф, зевая.

– О, она ужасно вспыльчива! Крайне вспыльчива! Я понял,что с ней главное не спорить. И ничему не удивляться. Даже если происходитчто-то из ряда вон выходящее.

– А что, происходит что-то из ряда вон выходящее?

Ромасюсик замялся. Видно, ощутил, что сболтнул лишнее. Данет, ничего особенного не происходит. Прасковья часто куда-то пропадает, а он,Ромасюсик, остается один. Но это совсем неплохо. У него масса свободноговремени.

– Нет, вы не подумайте, Мефодий, – поспешнозаговорил он. – Когда ей говоришь «нет», она относится к этому нормально.Совершенно нормально. Но через некоторое время что-то обязательно взрывается,или загорается, или замерзает. Так что лучше, конечно, говорить «да».

– Она же не разговаривает. Как можно догадаться, чегоона хочет? – не понял Меф.

– По глазам. Она смотрит на тебя, и сразу всестановится ясно. Как по книге читаешь! Я буквально в шоке…

Меф улегся ухом на мобильник и закрыл глаза. Ромасюсик могщебетать до бесконечности.

– Помните, ваша секретарша хотела отъесть у меняухо? – спросил он.