– Автобус! – воскликнул вдруг папа. – Наш! Инька, побежали ловить!

И они сломя голову ринулись к стеклянному домику остановки. Влетели в распахнутые двери, и двери сомкнулись позади, автобус двинулся с места. Поздним вечером он шел к метро полупустым. Папа уселся, поставил Инеев рюкзак на колени, а Инею отдал держать свою сумку.

– Пап, – спросил Иней, забравшись на сиденье с ногами, – а куда мы едем?

– Сейчас – на вокзал, – ответил Ясень. – А там за город поедем, на дачу. Лето ж наступило! В городе ловить нечего. Будем на даче жить, в лесу. Научу тебя рыбу ловить, а захочешь – стрелять научу, на охоту пойдем вместе. Жизнь!

Вроде бы шире улыбаться было невозможно, но Иней сумел.

Автобус шел-шел, не торопясь, дышал железным брюхом, как зверь. Спустя пару остановок Иней чуть успокоился и сел нормально.

– Пап, – сказал он, – а мы Алю к нам позовем?

Ясень зыркнул на него через плечо и состроил рожу.

– Какой он тебе Аля? – сказал с шутливым укором. – Тоже мне, девочку нашел. Алик он! Позовем, конечно, куда ж без него-то. Соскучился я по нему, Инька, если б ты знал, как.

– А маму позовем?

Ясень помолчал, двинул бровью, покосился в окно.

– Позовем, – ответил, – если захочет… Знаешь, чего? Твоего, как его… Клена тоже позовем. Большим собакам надо на природе бегать.

Иней засмеялся, сморщив нос.

– Да Лушка убежит, – сказал он, – дурочка она совсем! Она и тут убегала уже.

Папа подумал.

– Она кто, Лушка-то? – спросил он. – Колли? Колли – пастухи, Иньк. Там рядом фермер живет. Лушка будет за его овцами следить и не убежит от них никуда. Инстинкт!

– Овцы? – трепетно спросил Иней. – Там настоящие овцы есть?

Ясень фыркнул.

– Ну не пластмассовые же. И овцы, и коровы, и лошадки. Парного молочка попьешь, поздоровеешь. А то совсем ты бледный у меня, как в шкафу рос. Ты на море был хоть когда-нибудь?

– Не-а, – робко ответил Иней и подумал: «Неужели мы и к морю поедем?!»

Все это было так необыкновенно, так прекрасно. Как в мечтах. Именно так, как должно быть, когда случается чудо и возвращается папа.

– На море тоже повезу тебя, – решительно сказал папа. – Но это уж на следующий год, извиняй. Как-то я не сообразил.

– Ничего, – прошептал Иней. Счастье подступало к горлу, как слезы. Он начинал уже бояться, что счастья станет еще больше, потому что оно не помещалось внутри, и он не знал, что с ним делать.

– А в этом году, – продолжал папа, – научишься на лошади ездить. Сидел когда-нибудь на лошади?

Инею вспомнилось, как однажды к супермаркету рядом с домом две девчонки привели лошадь. Иней возвращался с мамой из поликлиники, увидел лошадь и даже дышать перестал. Она была коричневая (вроде правильно – каряя?) и грустная. Девчонки предлагали прохожим покататься, за деньги. Лошадь притягивала Инея как магнитом, и он решился подергать маму за рукав. «Инечка, у нас денег нет», – устало сказала мама. Иней хотел погладить лошадь, раз уж покататься нельзя, но мама крепче перехватила его руку и увела.

– Не-а, – повторил он и поднял на папу неверящий взгляд.

– Ну, что за дела, – улыбнулся папа как ни в чем не бывало. – Какой ты монгол, без лошади?

У Инея поплыло в глазах. Он не смог ничего ответить. Он уставился на собственные колени, крепко обнял папину сумку и замер, зажмурившись, баюкая свое счастье.

Приехали на вокзал, купили билеты, сели в электричку. В будний день поздно вечером электричка, идущая в дачный край, оказалась совсем пустой. В вагоне их было двое. Стемнело. Лампы в вагоне горели тускло, а когда электричка покинула городскую черту, за окнами воцарилась тьма. От непривычного нервного возбуждения Иней дрожал, как в ознобе, но все же его начало клонить в сон. Он не подавал виду, потому что очень хотелось поговорить с папой. Папа расспрашивал про Алика и Леньку, обещал, что научит Инея косить траву косой, стругать доски и сажать деревья, потом стал рассказывать про восхождения на горы, про охоту и лошадей; Иней слушал, слушал уже не слова, а только папин голос, улыбался сквозь дрему.

– Эх ты, – проговорил вдруг папа тихо и ласково, – да ты спишь у меня, Инька… Ложись давай, ехать долго.

Он пристроил на коленях сумку, снял куртку и потянул Инея к себе. Иней улегся папе на колени, на сумку головой, а папа укрыл его курткой. Стало тепло и так спокойно-спокойно, как никогда в жизни, кажется, не было. Папа положил руку Инею на плечо и откинулся на спинку скамьи. Ровно стучали колеса. Иней уснул почти мгновенно, и снился ему папа – верхом на лошади, посреди табуна, над движущимися, как волны, гривами и спинами – карими, рыжими, вороными…

* * *

– Вставай, приехали! – сказал папа.

Иней очнулся и заморгал.

Вроде ничего не поменялось – стучали колеса, за окнами неслась прежняя темень, в пустом вагоне стоял бледный желтый свет. Папа хлопнул Инея по плечу и повторил:

– Просыпайся, просыпайся. Наша станция следующая.

Иней протер глаза кулаками и выпрямился. Папа с усилием развел руки в стороны, потянулся, хрустнув позвонками, и крякнул.

– Ну, как там моя дача… – пробормотал он. – Поглядим.

Он сгреб в охапку сына, рюкзак и сумку и потащил в тамбур, поясняя:

– Полустанок маленький, стоянка – полминуты, а сейчас, ночью, машинист двери откроет, закроет и поедет. Это тебе не автобус. Надо успеть выпрыгнуть.

Так они и выпрыгнули – ловко. Будто на соревнованиях по выпрыгиванию.

Идти к дальнему концу платформы, откуда спускалась лестница, папа не стал – с лихим кличем сиганул с края во тьму, в заросли пижмы, а потом принял Инея на руки. Вместе они пошли по тропинке в лес. Куртку папа оставил Инею, потому что похолодало. Иней шагал твердо, поматывал головой, стряхивая сон, и думал, что тьма-тьмущая кругом, лес, чащоба, а ему совсем не страшно. А почему? Потому что папа рядом. Папа храбрый и сильный, от всего защитит. Вот как от Шишова. Никакие Шишовы теперь не страшны, никто не посмеет на Инея кричать, и фамилия у него останется – его фамилия, настоящая, Обережь. Теперь все будет хорошо.

Тропинка вильнула и раздвоилась, они свернули. Вдали показался одинокий огонек.

– Близко уже, – сказал Ясень. – Это на ферме фонарь горит.

Тропа поднялась на всхолмие и влилась, как ручей в реку, в проселочную дорогу. По обеим сторонам дороги, разделенные островками леса, стояли дачи – темные, пустые.

Иней узнал дома и недоуменно подумал: «Ой, это же наш поселок. Мы к нашей даче приехали. Мы с мамой по другой тропинке ходили, оттуда, где лестница, поэтому я сразу не узнал. Но она же…»

Тут и папа увидел.

– Ах ты ж мать твою за ногу! – зычно разнеслось над спящим поселком. Ясень взрычал, бросил сумки на землю и поскакал к своему участку.