Забор покосился и обвалился, кое-где его не было вовсе – наверное, разобрали на дрова. Участок порос бурьяном в человеческий рост, сорняк задавил не только ягодные кусты, но даже яблони. Ясень кабаном проламывался сквозь него, громко и смешно ругаясь. Он совсем не матерился, поэтому Иней не испугался.

Кажется, ночевать им было негде. Но это Инея тоже не пугало. Папа же здесь. Он бывалый. Он разберется.

Ясень вывалился из зарослей бурьяна, угодил ногой в яму, упал на четвереньки и снова зарычал, озираясь, как тигр. Иней выжидал, недоуменно на него посматривая. Ясень наткнулся на сына взглядом и мрачно сообщил:

– Вот так всегда. Пока главный герой ищет Шамбалу, изучает кун-фу и строит планы по захвату мира, у него сгорает дача. Трагифарс! Катарсис! Сколько труда вложено! Даже печь развалилась. Ты почему мне не сказал, Инька? Ехали мы, ехали, а ты как партизан.

Иней жалобно поднял брови.

– Я думал, мы на другую дачу едем, – неловко сказал он. – Я думал, ты знаешь. Она, дача, давно сгорела…

– У меня же амнезия была, – укорил Ясень, – откуда бы я знал-то? Ладно, – закончил он и поднялся на ноги, отряхивая ладони. – Как оно ни есть, а спать пора… да и не ужинали мы. Я-то что, а тебе ужинать надо.

Есть Инею не хотелось, он боялся, что среди ночи достать ужин будет сложно, но возражать папе не стал.

Папа выбрался на дорогу и задумался, потирая подбородок.

– На дачу мы все равно доедем, но завтра, – странно сказал он. – А сейчас есть альтернатива. Либо отпираем чью-нибудь чужую дачу и ночуем там, либо идем спать в лес, в палатку. Тебе как больше нравится?

Иней удивился. Папа ходил с маленькой сумкой, в которую палатка никак не могла поместиться. Совершенно непонятно было, откуда он ее возьмет. Но папа мог все, и Иней даже не стал спрашивать, а сразу начал выбирать. Он немного боялся палатки, потому что не знал, как это, но забираться в чужой дом ему очень не хотелось. Это было похоже на воровство. Поэтому он сказал:

– Палатка – это здорово.

– Вот! – обрадовался папа. – Вот сын мой! Ну, пошли!

Он подхватил сумки, выудил из своей фонарик и направился прямиком в лес. Иней поспешил следом, не переставая удивляться. Если папа не знал, что дача сгорела, откуда он знает, что рядом в лесу есть палатка? И чья это палатка?

Идти оказалось трудно. Тропка скоро кончилась, пропала в малиннике, а за малинником под ногами захлюпало болотце. Папа пер вперед как танк или медведь, насвистывал что-то себе под нос, шарил по лесу лучом фонарика и время от времени окликал Инея, спрашивая, не отстал ли он.

Иней не отставал.

Под конец он совсем запыхался. Смотрел только себе под ноги, даже фонарика не видел – шел по папиному следу. И едва только Инею показалось, что он сейчас упадет, как они с папой вышли на поляну – широкую, твердую и красивую, как нарисованная. Точно стражи, поляну обступали могучие замшелые стволы. Мягкая трава сладко пахла, в сторонке журчал ручей. Подул слабый ветерок, и листва зашумела, на траве покачнулись едва заметные тени. «Посветлело», – отметил Иней и решил, что вышла Луна.

Он поднял голову. Луны не было. Нежно сияли облака, странно светлые в темноте.

Папа прошел вперед и зажег еще два фонарика – один у входа в палатку, один на краю навеса. Иней поторопился к нему и стал жадно разглядывать их ночное пристанище.

Палатка тоже оказалась очень красивая, серебристо-зеленая. В бледном, волшебном облачном свете она мерцала, как трава на поляне. Под навесом чернело аккуратное кострище, на вкопанных в землю колышках лежала перекладина, на перекладине висел котелок. Папа нырнул в палатку и вытащил пластиковую бутылку с пшеном.

– Будем ужин варить, как настоящие походники, – сказал он. – Бери котелок, пойдем воду набирать. Заодно и попьешь – пить-то хочешь?

– Хочу, – признался Иней.

– Не бойся, вода чистая, прямо так пить можно. И зубы почистить, если щетку не забыл.

– Не забыл, – пропыхтел Иней, сползая к воде.

Маленький ручей прыгал по камням и рассыпался на череду крохотных водопадов. Вода его пахла цветами. Она была вкуснее любого сока, только холодная – зубы ломило… Папа набрал котелок и вернулся, стал разжигать костер. Каша сварилась быстро. Поужинали. Иней в жизни не ел такой вкусной каши. Если честно, он вообще кашу ненавидел и согласился ее есть только потому, что стыдился по-глупому капризничать перед папой. Но оказалось просто здорово.

Вместе они помыли котелок и поставили греться чай. Папа снова полез в палатку, достал оттуда гитару. Он улыбнулся, подмигнул Инею, проверил настройку… Иней заморгал и весь подобрался от предчувствия восторга. Он слышал только одну папину песню, про «не летай низко», а ведь Алик рассказывал, что песен было много-много. Иней всегда страшно жалел, что не слышал их. Алик даже слов не помнил. Теперь Иней тоже услышит папины песни.

Вот они, сын и отец, вдвоем темной ночью в лесу у костра. Они пили из ручья, будут спать в палатке. Это точно как поход. Все по-настоящему. И папа споет походные песни. Иней глубоко вздохнул, зажмурился и прикусил губу.

Он был в сердце чуда.

Ясень уселся поудобнее, провел пальцами по струнам и взял аккорд.

– Слушай, Инька, – сказал он. – Песня взрослая, но тебе должна понравиться. Я хотел тебе ее спеть.

Иней не отвечал, только смотрел на него неотрывно – расширенными, очарованными глазами.

Ясень запел.

Иней сидел, закрыв глаза. Голова кружилась. «Папа жив, – повторял он про себя, – папа останется тут. Со мной…»

Ясень фыркнул чему-то, отложил гитару и поднялся.

– Давай, – сказал он, – Инька, разувайся, снимай джинсы и лезь в спальник. В тот лезь, который слева, он теплее.

* * *

Когда Иней проснулся, было уже совсем светло. Из-за полога тянуло вкусным. Папа, насвистывая, жарил на костре сосиски. Протирая глаза, Иней разнеженно улыбнулся – все осталось как было, папа с ним, это не сон, чудеса продолжаются… Он сладко зевнул, замяукав, и папа рассмеялся.

– С добрым утром, сын! – окликнул он.

– С добрым утром, папка.

– Собирайся, умывайся, завтракать будем, – сказал папа. – А потом домой поедем. Не все ж в лесу жить, как медведям. Был бы ты лет на десять постарше, тогда может быть, – Ясень снова засмеялся. – А пока что тебе под крышей жить надо.

– Ладно, – не стал спорить Иней, хотя в палатке он отлично выспался и успел прийти к выводу, что это и есть самая правильная мужская жизнь.

«А Шишов дурак, – удовлетворенно подумал он. – Тоже мне! «У парня стрижка должна быть три миллиметра! И ни миллиметром больше! А иначе он девчонка!» Вон у папки моего какой хвост, до ремня достает. А ты, гадский Шишов, его забоялся». По пути к ручью Иней все вспоминал, как Шишов забоялся папку, и злорадно хихикал.