Вспомнив о Фимочке, – так ласково называл Рафаэль Абрамович свою пышнотелую гражданскую супругу, – Разумовский нежно улыбнулся, сглотнул набежавшую слюну и начал собираться домой. Вечер обещал быть превосходным – Серафима клятвенно заверила его, что непременно истопит сегодня баньку и приготовит обожаемый доктором форшмак.

– Налейте!.. Налейте… бокалы вина, тратата, тратата, тратата-та-та… – басом пропел Рафаэль Абрамович, отливая из бутылки подотчетный медицинский спирт в маленькую майонезную баночку, предусмотрительно позаимствованную с утра из кабинета приема анализов. Наполнив импровизированную тару до краев, Разумовский с помощью широкого пластыря плотно приладил к горлышку банки полиэтиленовый пакет, сунул сосуд с огненной водой в карман длинного драпового пальто с каракулевым воротником, нахлобучил на лысую голову облезлую ондатровую шапку и уже было направился к двери – как дверь вдруг с шумом распахнулась, на пороге появилась медсестра Ирина и, хлопая ярко накрашенными глазами и активно жестикулируя, стала что-то орать в лицо доктору. Из ее сумбурной речи Рафаэль Абрамович понял только одно живописное словосочетание: «пьянь подзаборная» – страшно смутился, отступил назад, залился краской, трясущейся рукой нащупал в кармане баночку с притыренным медицинским спиртом и, тяжело вздохнув, выставил ее на свой рабочий стол.

– И стоит ли из-за такой мелочи так нехорошо выражаться, голубушка, – откашлявшись и поправив съехавшие с носа очки, возмутился доктор. – Помнится, в прошлом месяце вы три килограмма бинтов со склада утянули, объяснив мне, что у вас были небольшие трудности по женской части, а специально предназначенные для этих целей предметы гигиены вам не позволило приобрести ваше скромное жалованье. Заметьте, дорогая, я не стал вас упрекать, хотя таким количеством бинтов можно было забинтовать кровоточащие раны целого взвода искалеченных пулями солдат. А вы, вы, набросились на меня из-за какой-то жалкой чекушки! Да там, если грамотно разбавить, только пол-литра и получится. К тому же у меня сегодня семейное торжество – я только по праздникам употребляю. Ясно вам? – Закончив свою победоносную речь, которая определенно должна была поставить зарвавшуюся нахалку на место, Рафаэль Абрамович с достоинством затолкал банку обратно в карман и окинул сестру презрительным взглядом. Медсестра, выражение лица которой во время пламенной речи доктора менялось как светофор, приобретая разные цвета от красного до зеленого, неожиданно стало ультрафиолетового оттенка, и она, смачно плюнув на пол около ног Разумовского, схватила его за рукав и потащила по коридору в приемное отделение.

– Вот! – изо всех сил проорала она в ухо доктору, указывая на каталку, на которой без сознания лежала молодая девушка. – Со станции привезли только что!

– Не ори, голубушка, я не глухой, – по-деловому сообщил доктор, к этому времени он уже успел подключить свой слуховой аппарат, который использовал только в исключительных случаях, когда ему необходимо было осмотреть пациента.

– Она там со вчерашнего утра в отключке провалялась, – заметно тише продолжила сестра. – Из электрички вышла, раскачиваясь из стороны в сторону, в помещение билетной кассы вошла, на лавку села, вернее легла – и все, больше в сознание не приходила. Кассирша решила, что она пьянчужка или наркоманка. Милицию не стала вызывать, думала, проспится девка и уйдет сама. Только потом уже сообразила, что что-то не так… Вы уж извините меня, Рафаэль Абрамович, но, кроме вас и меня, в больнице уже никого не осталось.

– А Тарасов где? – приложив ко лбу девушки руку, спросил главврач.

– Ушел, – однозначно пояснила Ирина.

– Давно? – уточнил Разумовский.

– Со вчерашнего дня, – уточнила Ирина.

– Понятно, значит, его можно ждать не раньше чем через неделю. Ну, бог с ним. Давай, душенька, в отдельную палату ее немедленно, а я сейчас переоденусь и приду.

Сестра незамедлительно выполнила поручение, раздела девушку, переложила ее с каталки на кровать и, утерев рукавом халата пот со лба, присела на стул в ожидании врача. Разумовский не заставил себя долго ждать, вооружившись стетоскопом, вошел в палату, тщательно осмотрел пациентку, нахмурился и покачал головой.

– Кожные покровы гиперемированны и цианотичны, дыхание поверхностное, учащенное… А с девочкой-то беда, – вынес он свой вердикт, – и без рентгена ясно, что пневмония у нее в тяжелой форме. Готовь ампициллин и жаропонижающее, маску с кислородом подключи… хотя здесь все понятно – не выживет она, даже если мы в Москву ее отправим.

– Ох, несчастье-то какое, – запричитала сестра, громко топая, вылетела из палаты, так же громко топая, вернулась со всем необходимым и, продолжая причитать и охать, засуетилась над девушкой. – Может, оклемается еще, Рафаэль Абрамович? Ведь молодая совсем, – закончив все предписанные доктором процедуры, с надеждой спросила Ирина, укутала девушку в одеяло и промокнула ее влажный лоб стерильной салфеткой.

– Только чудо сможет ей помочь, голубушка, уж поверьте моему многолетнему опыту, – грустно сказал доктор. – Родственников надо известить, чтобы проститься успели. Судя по одежде, она из обеспеченной семьи. Документы у нее есть? Что она вообще делала на нашей станции?

– Она, наверное, экстрасенша, – предположила сестра, деловито обшаривая карманы одежды пациентки.

– Не понял, – растерялся Разумовский.

– Что тут непонятного, Рафаэль Абрамович? Неужто вы не в курсе, что здесь недалеко живет… Как его, блин?

– Не выражайся, голубушка, – сделал замечание Разумовский. – И кто же тут живет недалеко?

– Простите, Рафаэль Абрамович, – извинилась Ирина, – здесь недалеко живет человек один. Доктор. Так вот, к нему со всей страны эти, ну как их, блин…

– Не выражайся, голубушка, – вновь сделал замечание Разумовский. – И кто же к нему со всей страны приезжает?

– Ну, люди с паро… тьфу-ты, и не выговоришь даже, в общем с необычными способностями, – объяснила Ирина. – Смотрите, паспорт ее нашла, деньги, ни фига себе сколько… А это что? – выудив из кармана полушубка девушки какой-то листок, заинтересовалась сестра. Она пробежала его глазами и радостно выкликнула: – Точно, экстрасенша! Я же говорила. Здесь как раз адрес этого профессора указан и еще фамилии каких-то женщин.

– Так, понятно – к этому «доктору» со всей страны стекаются психи. А позвольте спросить, голубушка, что он с ними со всеми делает? Он у них что, духовный учитель?

– Да нет, что вы, Рафаэль Абрамович, – засмеялась Ирина. – Он, насколько я знаю, довольно известный ученый. Я про него в газете читала, – занимается паро… и биоэ… Ой, ну не выговорить даже.

– Н-да, – озадаченно почесал макушку Разумовский. – Ты имела в виду парапсихологию и биоэнергетику? Чудесно! Он занимается тем, чего не существует в природе. Хорошо еще, что он НЛО не изучает, а то наше спокойное местечко наводнили бы не обычные шарлатаны, а инопланетяне и летающие тарелки. Вот что, голубушка, чем бы он там ни занимался, поезжай к нему, благо живет он недалеко, и справься, знает ли он… дай-ка сюда паспорт. – Доктор забрал у сестры паспорт и раскрыл его. – …знает ли он Александру Сергеевну Демидову. Фамилии женщин, которые написаны на листе, ему назови. Объясни, что девушка, по всей вероятности, ехала к нему. К сожалению, не доехала, – сочувственно добавил доктор, присел рядом с пациенткой в старое дерматиновое кресло с прорванной в нескольких местах обивкой, устало откинулся на спинку и глубоко задумался над тем, что мир, кажется, скоро превратится в большой дурдом и медицину заменят лженауки и псевдоучения, так активно набирающие силу в последнее время. Еще Рафаэль Абрамович думал о Фимочке, которая, наверное, уже как следует протопила баньку и с нетерпением ждет его возвращения домой, о вкусном форшмаке, приготовленном ею на ужин, о баночке чистого, как слеза, медицинского спирта, который он собирался употребить после баньки, закусывая форшмаком, предварительно разбавив спирт в равной пропорции колодезной водой, и о молодой симпатичной девушке, которая в горячке металась по жесткой больничной койке, и никакой надежды на то, что она хотя бы дотянет до утра, у доктора не было. Постепенно Разумовского стало клонить ко сну, тело его обмякло, голова запрокинулась, очки свалились с носа на пол, и палата погрузилась в туманную дымку… Неожиданно он услышал смех, странный, как перезвон колокольчиков, нежный и завораживающий, потом появилась девушка, высокая и очень худенькая, с длинными темными волосами и венком на голове. Она материализовалась словно из воздуха и закружилась по комнате в причудливом танце. Тело ее было на удивление гибким, движения – очень гармоничны. Ее тонкие руки, украшенные браслетами, взмахнули, как крылья птицы, и Разумовскому показалось, что она воспарила над полом.