– Подождите, – сказал я. – Продолжайте идти. – Я не сводил глаз с миссис Ричлэнд, которая выглядывала нас, как она всегда делала на Сикамор-Стрит, одной рукой прикрывая глаза. Убедившись, что мы идём к машинам – или делаем вид – она села в свою и уехала.

– Теперь мы можем сесть, – сказал я.

– Полагаю, эта дама из любопытных, – сказал Брэддок. – Она близко его знала?

– Нет, но мистер Боудич однажды назвал её пронырой, и он был прав.

Мы сели на скамейку. Мистер Брэддок положил на колени свой портфель и открыл его.

– Я сказал, что это полезный разговор, и, полагаю, вы согласитесь, когда услышите то, что я должен вам сказать. – Он достал папку, а из папки небольшую пачку бумаг, скреплённых золотым зажимом. В заголовке верхней было написано: «ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ И ЗАВЕЩАНИЕ».

Мой отец начал смеяться.

– О, Господи, он оставил что-то Чарли?

– Не совсем так, – сказал Брэддок. – Он оставил всё Чарли.

Я выпалил первое, что мне пришло на ум, и это прозвучало не совсем учтиво.

– Да вы гоните!

Брэддок улыбнулся и помотал головой.

– Это – nullum cacas statum; как говорят адвокаты, – никакого гона. Он оставил вам дом и земельный участок. Приличного размера участок, стоимостью по меньшей мере в шестизначную сумму. Большую шестизначную сумму, учитывая расценки в Сентрис-Рест. Всё в доме – тоже ваше, и машина, которая на данный момент находится в хранилище в Карпентерсвилле. И, разумеется, собака. – Он наклонился и погладил Радар. Она на мгновение вытянула шею, затем снова положила голову на лапу.

– Всё это правда? – спросил папа.

– Адвокаты никогда не лгут, – сказал Брэддок, затем подправил свои слова. – По крайней мере, они не лгут в таких ситуациях.

– И у него нет родственников, претендующих на наследство?

– Мы узнаем это, когда завещание вступит в силу, но он утверждал, что у него никого нет.

– Я… я по-прежнему могу заходить внутрь? – спросил я. – Понимаете, у меня там вещи. В основном одежда, но также… эээ… – Я не мог вспомнить, что ещё у меня осталось на Сикамор. Всё, что занимало мои мысли, так это то, что мистер Боудич сделал ранее в этом месяце, пока я был в школе. Возможно, он изменил мою жизнь, пока я сдавал тест по истории или играл в баскетбол в спортзале. Я не думал о золоте, о сарае, о револьвере, о кассете. Я только пытался осмыслить тот факт, что теперь стал владельцем участка в верхнем конце Сикамор-Стрит-Хилл. И почему? Просто потому, что одним студёным апрельским днём услышал вой Радар на заднем дворе того, что дети называют Психо-домом.

Тем временем, адвокат продолжал что-то говорить. Я попросил его повторить.

– Я сказал: разумеется, вы можете заходить внутрь. Всё-таки, дом ваш – целиком и полностью. По крайней мере, так будет, когда завещание вступит в силу.

Брэддок положил завещание обратно в папку, убрал папку в портфель, застегнул защёлки и встал. Он достал из кармана визитку и отдал отцу. Затем, возможно сообразив, что не папа был наследником имущества стоимостью в шестизначную сумму (большую шестизначную сумму), дал вторую мне.

– Звоните, если будут вопросы, я буду на связи. Я попрошу ускорить процесс утверждения завещания, но всё равно это может занять до шести месяцев. Поздравляю вас, молодой человек.

Мы с папой пожали ему руку, и смотрели, как адвокат идёт к своему «Линкольну». Обычно мой отец не сквернословит (в отличие от мистера Боудича, который мог вставить «ёпта» в «передай мне соль»), но пока мы сидели на этой скамейке, всё ещё не в состоянии подняться, он сделал исключение:

– Охереть!

– Точно, – сказал я.

9

Когда мы вернулись домой, папа достал две банки колы из холодильника. Мы чокнулись и выпили.

– Как себя чувствуешь, Чарли?

– Не знаю. Всё это не укладывается в голове.

– Думаешь, у него есть что-нибудь в банке или всё ушло на больничные счета?

– Не знаю. – Но я знал. Не так много в портретах25, может быть, пара тысяч, но наверху хранилось ведро золота и, возможно, ещё больше в сарае. Вместе с тем, что там обитало.

– На самом деле не так уж важно, – сказал папа. – Участок сам по себе – золотой.

– Золотой, правда.

– Если это подтвердится, о расходах на колледж можно не беспокоиться. – Папа сделал долгий выдох, сжав губы так, что получилось «ууууу». – Чувствую себя так, будто у меня камень с плеч свалился.

– При условии, что мы его продадим, – сказал я.

Он странно посмотрел на меня.

– Хочешь сказать, что ты собираешься оставить его? Стать Норманом Бэйтсом и жить в Психо-доме?

– Он больше не выглядит как дом с привидениями, пап.

– Я знаю. Знаю. Ты отлично облагородил его.

– Ещё есть к чему стремиться; я хотел покрасить его до зимы.

Отец всё ещё странно смотрел на меня, склонив голову на бок и слегка нахмурив брови.

– Ценность имеет земля, Чип, не дом.

Я хотел возразить – мысль снести дом № 1 по Сикамор повергла меня в ужас, но не из-за его секретов, а потому, что он хранил память о мистере Боудиче, – но не стал. Это было бессмысленно, потому что всё равно на полную покраску не хватит денег – несмотря на завещание, у меня не было возможности продать золото. Я допил колу.

– Хочу сходить туда забрать свою одежду. Можно Радс останется здесь с тобой?

– Конечно. Полагаю, теперь она останется здесь навсегда, я прав? По крайней мере, пока… – Он не закончил, просто пожал плечами.

– Конечно, – сказал я. – Пока…

10

Первое, что я заметил, – это открытую калитку. Мне казалось я закрыл её, но не мог вспомнить точно. Я обошёл дом, начал подниматься по ступенькам и замер на второй. Кухонная дверь тоже открыта, и я знал, что закрыл её. Закрыл и запер. Я поднялся до конца и убедился, что запирал её, всё верно. Вокруг запорной планки торчали щепки, а сама она была частично вырвана из косяка. Мне не пришло в голову, что тот, кто это сделал, всё ещё внутри; второй раз за день я был слишком ошеломлён, чтобы соображать. Помню