– Слушаю, – устало проговорил Битов.

– Серега, привет! – обрадованно заговорил я. – У меня для тебя… – Но он перебил меня, не дав договорить.

– Витя?! Куда ты подевался? Я тебе весь день не мог дозвониться. Все вне зоны и вне зоны. Ты что, в лесу? Или в горы подался? – Битов рассмеялся своей шутке.

– Да нет, просто разрядился телефон. Я чего звоню… – снова начал я, но он опять меня перебил.

– Нет, это чего я тебе звонил. У меня потрясающая новость. Дело Сотникова закрыто за отсутствием состава преступления, – радостно выпалил Битов. – Наконец-то провели вскрытие. Обширный инфаркт – и никакого убийства.

– Инфаркт? – не поверил я. – А голова?

– А что голова? – Битов хмыкнул. – Ударился при падении.

Да, все так, как рассказывал Толик. Я покосился на него – он внимательно следил за нашим разговором.

– Голова ни при чем, на голову плюньте, – процитировал Битов и жизнерадостно добавил: – Так что, дело закрыто.

– Но, может, его кто-нибудь довел до инфаркта? – не пожелал я сдаваться без боя. Толик вполголоса выругался.

– Не выдумывай, – недовольно проговорил Битов. – В общем, дело закрыто и точка. Стотланда еще днем освободили, но, правда… – Битов замялся. – Пришлось отправлять его в психиатрическую. Странный он какой-то! Пока сидел под арестом, вел себя нормально. А как сказали, что свободен, впал в неистовство, бесноваться начал. Еле с ним справились.

Эта новость меня окончательно придавила.

– А ты чего звонил-то? – спохватился Серега. – Чего хотел?

– Уже ничего, – подавленно проговорил я и, попрощавшись с Битовым, отключился.

– Ну что, что? – подскочил Толик.

– Можешь жить спокойно и радоваться, – сказал я. Положил телефон на стол и, не взглянув на Толика, двинулся к выходу. Он что-то стал выкрикивать вслед – кажется, благодарил и предлагал выпить за благополучный исход. Я шел, не оглядываясь, к двери по коридору, показавшемуся бесконечно длинным. У меня было одно желание – поскорее покинуть его квартиру.

* * *

Утром я решил навестить Бориса. Его увезли в психиатрическую больницу на Соловьевых горах. Это была не та клиника, где я встречался с Мишариным и где обычно Борис проходил лечение. Добираться туда было долго и трудно, поэтому я решил выехать пораньше.

Все время, пока ехал, меня не оставляло ощущение дежавю. Ровно год назад я катил по этой самой дороге, чтобы навестить Владимира Тимофеевича, своего бывшего директора школы. Та история закончилась плохо[4]. Как закончится эта, я не знал, но тревога, которая возникла, как только свернул на дорогу к Соловьевым горам, с каждым километром все увеличивалась.

Охранник на проходной меня узнал. Не знаю почему, в этом я увидел недобрый знак.

– Очередной клиент сбрендил? – спросил он, отдавая мой паспорт, и по-свойски подмигнул.

Я спросил, как пройти в десятое отделение, в котором лежал Борис.

– Десятое? – Охранник усмехнулся. – Сразу за девятым, в котором помещался ваш прошлый клиент. – Он рассмеялся, как будто отпустил удачную шутку. – У нас ничего не изменилось, планировка все та же.

Я долго блуждал по территории, совершенно забыв расположение. Утренняя жизнь больницы, если не била ключом, то, во всяком случае, оживленно шла своим ходом. За сетчатой загородкой играли в мяч дети – просто перебрасывали его друг другу. Один мальчик сидел на корточках в стороне и безучастно ковырял палочкой землю. Полным отсутствием эмоций на лице он напомнил мне моего аутичного друга из детства. Женщины в белых косынках собирали вишню. По дорожкам прогуливались больные. Народу в больничном парке было немало, но почему-то я ни к кому так и не решился обратиться. А когда наконец нашел десятое отделение, мною овладела такая тоска, что захотелось повернуться и уйти. Я еле поборол это желание.

Бориса поместили в общую палату на трех человек, но сейчас, кроме него, никого не было. Наверное, его соседи ушли на прогулку. Почему-то я представлял, что он, как Владимир Тимофеевич, окажется в «тюремной» одиночке за железной массивной дверью. Потому очень удивился, когда мне разрешили пройти прямо в палату. Режим в этом отделении был свободный, больные спокойно расхаживали по коридору, никто не думал ограничивать их перемещения. Все, как в самой обычной больнице. Это меня обрадовало, и тревога потихоньку стала уходить. А когда увидел Бориса, настроение вообще поднялось.

Он сидел на кровати и что-то записывал в тетрадь, используя тумбочку как письменный стол. Выглядел Борис вполне здоровым. На нем была клетчатая рубашка, очень похожая на ту, которая сыграла не самую приятную роль в его жизни, только на этой клетки были помельче и рукава короче. Я бы на его месте навсегда отказался от подобного стиля одежды.

– Привет! – поздоровался со мной Борис, так, словно я зашел к нему домой в гости. – Присаживайся, – он кивнул на стул напротив его кровати и снова что-то застрочил в тетради. – Подожди секунду, нужно закончить одну мысль, – бросил он мне, не отрываясь от своего дела.

Ждать мне пришлось не секунду, а наверное, с полчаса. Он все писал и писал без остановки. Я уже подумал, что он забыл про меня, но тут Борис наконец довел свою мысль до конца, закрыл тетрадь и приветливо мне улыбнулся. Я еще никогда не видел у него такой улыбки. Раньше Борис постоянно хмурился. По идее, он должен был на меня сердиться. Ему наверняка сказали, кто его «засадил».

– Намечаются отличные перспективы, – довольно произнес он. – Я это подсмотрел там. – Он указал пальцем в потолок, я невольно проследил за его жестом.

– В будущем? – тоном заговорщика шепотом спросил я.

– Да. Реальная возможность использовать закон сохранения энергии в практических целях. Ты понимаешь, что это значит?

Perpetuum mobile! Самое подходящее изобретение для такого места.

– Конечно, – очень серьезно сказал я, подавив желание рассмеяться.

– Вот. – Борис с гордостью филантропа: мол, будет хорошо мне, и вас всех облагодетельствую, – посмотрел на меня. – Я получу премию и куплю тот дом. Помнишь, я тебе рассказывал?

– Помню.

– Только произойдет это еще не скоро. Будет много препятствий. Изобретение долго не захотят принимать. Придется действовать исподволь.

– Уверен, ты справишься, – бодро сказал я. – А как это будет выглядеть? В какой форме проявится твой веч… твое изобретение?

Последнюю фразу я сказал чуть громче, и Борис на меня шикнул. Хотя напрасно он боялся: если бы кто-то случайно услышал наш разговор, нисколько бы не удивился – он был вполне в рамках данного учреждения.

– Я еще не знаю, – наклонившись ко мне, прошептал Борис, – но возможности практически неограничены. Понимаешь, – он еще понизил голос, – я бы об этом узнал только через двадцать один год, если бы меня не арестовали. А может, вообще бы никогда. Нам неизвестно, как сложилась бы наша жизнь, если бы мы не знали своего будущего.