Мне было приятно и удивительно то обстоятельство, что стоило убрать одного «хорошего человека», и произошли такие изменения на фронте. Тосненский коридор был перерезан 8-й армией изнутри кольца в ночь на первое января. Наступление продолжалось еще 11 суток, и было остановлено немцами на линии железной дороги Ленинград – Новгород, насыпь которой немцы успели подготовить в качестве оборонительного рубежа. Впрочем, у них в руках еще находилась Спасская Полисть и станция Рогавка. Лес между ними стал линией фронта по берегам Керести. А Мерецков смог уговорить руководство в необходимости сделать паузу и накопить боеприпасы и подкрепления. В общем и целом – разумно. Победа далась кровью, и немалой. Освободив три ветки железных дорог, за судьбу Питера можно было не волноваться. 11-я армия пока в Крыму. А младший Микоян уже известил нас, что МиГ с производства не снимают.

И вот тут вылезла очередная напасть. Но все по порядку. 11-го фронт встал, и в тот же день нас погрузили в пять Ли-2 и отправили в Москву. Наши машины встали на профилактику и смену двигателей, кому требовалось. В сопровождение поставили только меня и Диму, у которого буквально в последние дни был заменен двигатель на такой же, как у меня. Честно говоря, сопровождение особо и не требовалось, потому что летели по тылам. Но все мерзли в «Лидках», они практически не отапливаются, а мы грелись на виражах, да еще и с двумя подвесными баками, вместо двух пулеметов. У «Лидок» маленькая путевая, поэтому крутиться приходилось много. Но посадили нас не к себе в Астафьево, а на Центральный, всех. И, несмотря на то обстоятельство, что было довольно поздно и все устали за время перелета, погрузили всех в автобусы и отправили на Пироговскую улицу, в Главный Штаб ВВС. Народу там набилось – не протолкаться! Командование решило провести Всесоюзную конференцию летчиков. Мысль, вообще-то, здравая, но конференции так не готовят! Об этом надо заранее объявлять, чтобы была возможность к ней подготовиться. А так как на всех фронтах, кроме Ленинградского, идет наступление, то здесь собрался тыловой бомонд, слегка разбавленный ранеными и безлошадными фронтовыми летчиками плюс 6-м корпусом ПВО, расквартированном под Москвой. И курсантами-отличниками боевой и политической подготовки. Вот именно эти «курсанты» и подбросили эту самую головную боль. «Возглавлял» их майор Василий Сталин, инспектор 2-го, истребительного, отдела Главного штаба ВВС. Они подошли к нам в перерыве между заседаниями, после отчета командира полка Рудакова, начальника оперативного отдела Костикова, а потом, с подачи Жигарева, и меня вытащили на сцену к микрофону, как самого результативного.

Было их восемь человек, считая Сталина-младшего, которого тогда на фронт не пускали. Но говорили они за девятерых, включив в свою компанию еще и Тимура Фрунзе, который в этот момент времени первым из «кремлевцев» попал на фронт. Едва заметив, что направление их движения направлено в нашу сторону, я заметил Рудакову, что, похоже, у нас возникли проблемы. Особенно наличие в их плотной группе Василия. Рудаков сделал самое умное, что сумел: попросил летные книжки. Рассмотрел их все и вернул владельцам.

– Извините, учебных машин в полку нет, а у вас у всех освоен И-16 и Як-1, СМУ и ночь отсутствует. Осваивайте машины, полк полностью переходит на МиГи, повышайте допуск, после этого и поговорим. В настоящий момент полк имеет штатный комплект летчиков. Были вакансии две недели назад. Они заполнены.

Несмотря на то, что отказ был вежливым и обоснованным, публика осталась недовольной, хотя злую шутку над ними сыграл товарищ Яковлев, ведь даже племянник Артема Микояна не стал осваивать самолет своего дяди. Им всем надули в уши, что летчики предпочитают «Яки». На этом все и закончилось… бы. Но не таков был Василий Сталин! Он притащился на следующее утро на Центральный на «своем» Як-7А, причем на колесах. Мы же стояли на лыжах. Как инспектор 2-го отдела, он имел право проверить нашу выучку, и, несмотря на наши возражения и полный запрет на воздушные бои над Москвой, внес учебный бой в расписание полетов, и я был вынужден ему подчиниться. Летал он неплохо, но несмотря на форсированный двигатель, его «Як» не смог ничего сделать. Это был бой сокола и вороны. Что очень ему не понравилось. А меня «за воздушное хулиганство» посадили на двое суток. Полк награждали в Кремле, а я сидел на «губе». К ним «на огонек», после награждения, заходил на несколько минут «Сам». А я в это время, вместе с Василием Сталиным, печатал строевым на плацу гарнизонной гауптвахты.

Ну, правда, лишать меня награды не стали, я ее получил, после выхода с гауптвахты, в наградном отделе в Кремле. Но никаких Сталиных рядом и близко не было. Впоследствии выяснилось, что посадить нас приказал сам Сталин, который услышал и увидел воздушный бой над Москвой, снял трубку и позвонил на Центральный. Ну, а начальства там хватало, с избытком! Василия Сталина еще и в звании понизили, открутив ему одну шпалу.

А оба Микояна к нам попали, не сразу, через полгода, им пришлось для этого в ЛИС первого завода устроиться и там попахать на облете машин. Старший еще и в госпитале успел полежать с ожогами, в том самом, в Остафьево. Сбили его через шесть дней после этого совещания, влез ночью в чужую зону. Осваивал ночные полеты.

Еще одной неожиданностью была «ночная Москва»: несмотря на строжайший комендантский час и многочисленные патрули на улицах, город на осадном положении, крупнейшие рестораны Москвы, расположенные в основном в гостиницах, ее театры и кинотеатры работали, причем допоздна. И посетителей было много. Здесь и летчики, и многочисленные командированные, адъютанты и энкавэдешники, комендачи и интенданты, у которых с собой были ночные пропуска или которых поселили в этих гостиницах. Полк держали на Центральном только сутки, затем все переехали в гостиницу «Москва» с четырьмя ресторанами. Нас особо не торопили обратно, давали возможность отдохнуть. Как говорили местные знатоки, водка, которая до войны стоила 75 рублей, подешевела до 12.62, в розницу. В ресторане – 5 рублей сто граммов. Самую большую «пьянку» я пропустил по уважительной причине. Кстати, Рудаков был товарищем практически непьющим, поэтому в этом отношении у него было не просто строго, а очень строго. Болград и в те годы славился своим виноделием и ракией. Но любители сорокаградусной в полку не задерживались, так повелось еще со времен Ильина, и командование полка строго придерживалось старых привычек. Ну, а сами понимаете, что «вылетать» из лучшего полка ВВС, официально признанного таковым, да еще и с подобной записью в личном деле, никто не рвался. Тем не менее ежевечерне, по-эскадрильно, полк атаковал все богоугодные заведения гостиницы в течение недели. Бросилось в глаза большое количество «подружек», с «ночными пропусками»! Пару раз, правда, комендачи устраивали «сбор и упаковку» медового урожая, и даже МУР подключался к этому делу, чистил ряды посетителей. Но где-то у них существовала мощная «крыша», потому как они возвращались на место довольно исправно. Ну, а рядовые жители и жительницы стольного града Москва в этих мероприятиях участия не принимали. Дело было в том, что фронтовики, менее организованные, чем 67-й ГИАП, спускали здесь довольно солидные деньги. Мне самому перечислили, впервые за все время, пока я здесь, 78 тысяч премиальных «за сбитые», и это у меня почти все истребители, всего 16 бомбардировщиков. Я же озаботился немного другим: решил пополнить гардероб супруги. Ей в апреле-мае предстояла демобилизация, а таких магазинов, как в Москве, больше нигде нет. Пусть даже коммерческих. В Ленинграде, говорят, Апрашка закрыта и используется как склад.