Свен убрал руку, его улыбка погасла.

– Ты в порядке?

– Ты можешь ко мне прийти, когда освободишься?

Свен вгляделся в лицо Марджери:

– Конечно. А я уж было решил, что до пятницы мы не увидимся.

– Ну пожалуйста.

Она никогда не говорила «пожалуйста».

* * *

Несмотря на минусовую температуру на улице, Марджери сидела в кресле-качалке на крыльце, на коленях лежало ружье, свет керосиновой лампы бросал отсветы на лицо. Она сидела, неестественно выпрямившись, глаза устремлены вдаль, губы сжаты. Блуи, дрожа от холода, лежал у ног хозяйки и время от времени вопросительно поднимал на нее глаза, словно ему передалось ее волнение.

– Мардж, что происходит?

– Думаю, Клем Маккалоу собирается прийти по мою душу.

Свен подошел поближе. Марджери говорила настороженно, с отсутствующим видом, будто не отдавая себе отчета, что Свен находится рядом с ней. У нее стучали зубы.

– Мардж? – Свен собрался было погладить ей колено, но, вспомнив о предыдущей реакции Марджери, лишь легко коснулся ее руки. Рука была холодной как лед. – Мардж, слишком холодно вот так сидеть здесь. Пойдем в дом.

– Мы должны быть готовы.

– Собака даст нам знать, если кто-нибудь появится. Ну давай же! Что случилось?

Неохотно поднявшись с кресла, Марджери позволила увести себя в дом. Там было чертовски холодно, и Свен понял, что Марджери вообще не заходила внутрь. Свен растопил печь и принес еще дров, а Марджери тем временем стояла у окна, пристально глядя во двор. Затем Свен покормил Блуи и вскипятил воду.

– Ты что, всю ночь вот так просидела на крыльце?

– Я вообще не сомкнула глаз.

Наконец Свен сел рядом с Марджери и протянул ей миску супа. Марджери отказалась было от супа, но в результате жадно выпила его маленькими глоточками. После чего, постоянно запинаясь, рассказала Свену историю своей поездки в Ред-Лик. Руки с побелевшими костяшками пальцев тряслись, будто она по-прежнему чувствовала мертвую хватку Маккалоу на своем плече, его смрадное дыхание на своей коже. И Свен Густавссон, славившийся среди жителей города, где было немало горячих голов, непрошибаемой невозмутимостью и способностью разнимать дерущихся в баре даже тогда, когда трудно было отказать себе в удовольствии вмазать противнику со всей дури, неожиданно почувствовал нехарактерный для себя приступ ярости; красный туман, застилавший глаза, подстегивал Свена броситься на поиски Маккалоу, чтобы применить собственный способ отмщения – отмщения с пущенными в ход кулаками, текущей кровью и выбитыми зубами.

Однако бушевавшая в крови ярость не отразилась на лице Свена и не сказалась на ровном тоне его голоса, когда он заговорил вновь:

– Ты совсем измучилась. Ложись спать.

Марджери подняла на него глаза:

– А ты разве не идешь?

– Нет, посижу здесь, пока ты спишь.

Марджери О’Хара не принадлежала к числу тех женщин, которые любили от кого-то зависеть. И когда она тихо поблагодарила Свена и безропотно легла в кровать, он сразу понял, что ей действительно очень страшно.

На комоде красовались пятнадцать кукол. Они сидели плечом к плечу, словно причудливо подобранная семья, их фарфоровые лица были бело-розовыми, а натуральные волосы – «Интересно, где ж их взяли?» – с содроганием думала Элис, – уложены безупречными блестящими локонами. Куклы были первыми, что она видела, просыпаясь утром на узкой кушетке. Их неподвижные лица безразлично смотрели на Элис, уголки вишневых губ приподнимались в едва заметной презрительной улыбке, из-под широких викторианских юбок выглядывали кружевные панталоны. Миссис Ван Клив любила своих кукол. Впрочем, так же, как и своих плюшевых медведей, и тонкий расписной фарфор, и фарфоровые табакерки, и искусно вышитые тексты псалмов, развешенные по всему дому.

Все это было итогом многочасовой кропотливой работы. Напоминанием о жизни, сосредоточенной на бесконечной мелкой суете в четырех стенах, которую, по глубочайшему убеждению Элис, ни одна взрослая женщина не могла считать смыслом своего существования: увлечение куклами, вышивание, вытирание пыли и перестановка дурацких пустячков, в принципе недостойных внимания мужчины. Но стоило хозяйке этих богатств отойти в мир иной, как весь дом с его содержимым, превратился в место поклонения женщине, культ которой стал идефиксом для ее мужа и сына.

Элис ненавидела этих кукол. Впрочем, так же, как и давящую тишину в доме, и царящий здесь унылый застой. С таким же успехом она могла быть одной из этих кукол. Улыбающейся, неподвижной, чисто декоративной и молчаливой.

Она посмотрела на фото Долорес Ван Клив, стоявшее в массивной позолоченной рамке на прикроватном столике Беннетта. Женщина держала в пухлых ладонях маленький деревянный крестик, а на лице у нее застыло выражение страдальческого неодобрения, появлявшегося и у Элис с Беннеттом всякий раз, как они оставались наедине.

«А нельзя ли убрать твою маму чуть подальше? Ну хотя бы на ночь?» – рискнула попросить Элис, когда ей впервые показали супружескую спальню. Однако Беннетт недоуменно нахмурился с таким видом, словно Элис предложила ему осквернить могилу матери.

Вырвавшись из плена грустных мыслей, Элис плеснула на лицо ледяной воды и начала торопливо надевать многочисленные слои одежды. Сегодня библиотекари занимались доставкой книг только полдня, чтобы успеть купить рождественские подарки, и в глубине души Элис было жаль времени, потраченного не на объезды семей.

Правда, сегодня Элис должна была навестить девочек Джима Хорнера. И от этого на душе становилось немножко теплее. Она уже представляла себе, как они, стоя у окна, глядят, как Спирит медленно поднимается в гору, затем пулей выскакивают из деревянной двери, нетерпеливо приплясывая на цыпочках в ожидании, пока Элис не слезет с пони, и на два голоса тараторят, пытаясь узнать, что она им привезла, где была и не побудет ли чуть дольше, чем в прошлый раз. И когда Элис им читала, они обнимали ее за шею, гладили по волосам и целовали в щеку. Несмотря на то что эта маленькая семья постепенно приходила в себя, обе девочки, сами того не осознавая, отчаянно нуждались в женской ласке. Ну а Джим, уже не бросавший исподлобья неприязненные взгляды на гостью, теперь ставил возле Элис кружку с кофе и если не колол дрова на растопку, то просто сидел рядом, явно получая удовольствие при виде счастливых дочерей, которые демонстрировали свои успехи в чтении, достигнутые за прошедшую неделю. А эти малышки действительно оказались очень смышлеными и читали гораздо лучше большинства детей, спасибо миссис Бейдекер и ее урокам. Ну что ж, девочки Хорнер были и впрямь бальзамом для израненной души Элис. Жаль только, что такие замечательные дети не получат на Рождество достойных подарков.