За спиной Сигурда задыхался еще один грабитель, и принц, оглянувшись, увидел, что Нацрей набросил на горло своей жертвы тонкую медную цепочку и сильно стянул ее, перекрестив деревянные ручки на обоих концах. Два других грабителя поняли, что получить добычу им не удастся, а вот смерть от рук столь искусной в бою жертвы грабежа весьма вероятна, и поспешно скрылись в лесу. Но Нацрей успел все-таки одному из них всадить кинжал между лопаток.

Вся битва заняла не больше минуты.

Нацрей отряхнулся, словно он просто случайно упал.

— Следует всегда оставлять одного грабителя из банды живым, чтобы он мог рассказать остальным о том, что произошло.

— Думаю, теперь в этом лесу нам опасаться нечего, — пробормотал Сигурд, заметив на своих руках кровь. — Признаться, я и среди солдат не видел такого мастерского владения боевыми искусствами.

Араб отмахнулся, вытирая кинжал о рубашку одного из убитых.

— Даже если не собираешься вступать в битву, все равно лучше владеть боевыми искусствами, ведь у нас не всегда есть возможность избежать столкновения.

Сигурд догадывался, что это лишь полуправда, ибо в ответе его товарища не могло быть всей правды. Где же Нацрей научился так драться? Может, когда-то он служил охранником у короля? А может, выступал на аренах как гладиатор? Такие бои до сих пор пользовались популярностью на внешних постах римлян. Сигурд мог только предполагать, поскольку у Нацрея не было желания говорить о своем прошлом.

Разгоряченные битвой, мужчины немедля отправились в путь к Рейну.

А через два дня Сигурд увидел волка. Очевидно, его прогнала собственная стая, ранив зверя в плечо. Волк, дрожа и хромая, брел по лесу. Судя по его исхудалому телу, у него давно не было успешной охоты, да и не предвиделось. Нацрей хотел убить неудачливого охотника, но Сигурд удержал его.

— Как мы можем лишать жизни это гордое создание, которое так настойчиво борется за право жить? Он сейчас в таком же положении, в каком был я, когда лежал на берегу Британии. Тогда ты спас меня, а теперь я передам эту милость дальше.

Нацрей улыбнулся.

— Я бы не стал ждать от волка благодарности за свою доброту.

На рассвете им удалось уложить ослабевшего зверя на плащ. Сигурд держал его за морду, в то время как Нацрей втирал целебные мази в гниющие раны, покрывавшие тело животного. Волк лежал спокойно — может, потому что слишком страдал, а может, потому что понимал: он попал в хорошие руки.

Однако как только Сигурд отпустил его морду, волк попытался его укусить.

— Да уж, овечки из него не получится, — усмехнулся Сигурд. — Как не получится из него и верного пса, каких дрессируют у меня на родине.

Сигурд никогда не произносил слово «Исландия». У него, как и у Нацрея, были свои тайны, и оба уважительно относились к этому.

Принц бросил волку кусок вяленого мяса, и тот проглотил его только после того, как Сигурд и Нацрей отошли на безопасное расстояние.

И все же в последующие недели, когда путники шли по лугам и холмам, обходя города и замерзая холодными ночами, предвещавшими приближение зимы, они постоянно видели этого хищника с горящими глазами и золотистым мехом. Иногда зверь шуршал в кустах, иногда грыз кости, которые они оставляли после трапезы. Когда на небе всходила луна, Сигурд часто слышал, как он воет, словно таким образом принимая участие в их путешествии.

Нацрей все это описал в своих заметках, а затем удивленно покачал головой:

— Что ж, теперь нас трое.

Сигурду эта мысль нравилась. Волк был благородным созданием, его уважение стоило многого. Цепь, связавшая их, была не из металла, но из другого, более тонкого материала — дружбы.

Как-то Сигурд, пробираясь сквозь густые заросли, вступил ногой в воду. Сначала он решил, что это ручей, но потом, пройдя несколько шагов, увидел перед собой широкую реку, медленно несущую свои воды.

Принц опустился на колени и коснулся рукой воды, словно та была святой. Он уже знал ответ, но все же не удержался и спросил:

— Где мы?

Нацрей сел на берегу и с довольным видом огляделся по сторонам.

— Мы у Рейна, мой друг Зигфрид. А значит, мы скоро будем у цели.

В древних книгах Ксандрия читала о том, что когда-то в Риме и Греции яд часто использовался как средство для разрешения политических проблем. Его подсыпали в фиги и вино, а затем угощали деспотов и тиранов, когда радикально настроенный круг людей отваживался на заговор. К сожалению, в хрониках весьма поверхностно говорилось о рецептах и ингредиентах отравы. Многие составляющие ядов невозможно было достать, ведь ядовитые растения росли только в горах Греции, а некоторые необходимые вещества производились путем переработки частей тела редких восточных животных.

Принцессе повезло в том, что у нее, в отличие от ее отца, установились достаточно хорошие отношения с простыми людьми. Девушка могла спокойно, даже ночью, ходить по ближайшим деревням и встречаться с целителями, которые часто использовали слабо концентрированные яды для лечения желудочных и кишечных расстройств. Целители почитали за честь обращение к ним принцессы, а та старательно записывала названия трав и корней. Некоторые средства Ксандрия отбрасывала, считая их пустыми суевериями, но отдельные виды грибов и лишайников, известные своими как целебными, так и смертельными свойствами, старалась запомнить и досконально изучить.

Вульфгар не должен был страдать. Ксандрия не хотела подражать королю в его жестокости. Еще меньше она хотела, чтобы ее казнили как убийцу короля. Какой смысл оставлять Ксантен без правителя? Нет, ее отец должен был умереть, словно его жизнью распорядилась сама судьба. Он должен умереть тихо, просто, чтобы его кончина не вызвала подозрений.

Конечно же, Хеда знала, что собирается делать принцесса. Ей приходилось покупать редкие ингредиенты для зелий и порошков, а затем проносить их мимо охраны в замок. Придворной даме не нравилось, что она участвует в заговоре против короля, поскольку своим статусом она была обязана милости Вульфгара. Но Ксандрия была ее госпожой, и отказать принцессе в помощи она не могла, понимая, что отказ привел бы к изгнанию из замка. Как бы то ни было, возвращаться в народ Хеда не хотела. Ни в коем случае.

Они проводили вечера, разминая соцветия, высушивая грибы и растирая клубни. Вульфгар был рад, что дочь не попадается ему на глаза. Он не подозревал, что она стремится к вполне определенной цели — его смерти. Для своих опытов Ксандрия использовала мышей и крыс из подвалов замка, скармливая им пропитанный ядом хлеб. Поначалу ей долго не удавалось отравить хотя бы одну крысу. Но время шло, и ее умения совершенствовались. Ксандрия не боялась, что ее застанут врасплох во время опытов, потому что стражникам под страхом смерти запрещалось входить в покои принцессы.

В это время Ксандрия была счастлива. Убежденная в правильности своих действий, она не испытывала мук совести при мысли об отцеубийстве. Наоборот, никогда прежде ей не было столь ясно, чего требует от нее судьба, и никогда прежде она не чувствовала в себе такой силы, чтобы идти предначертанным путем. Смерть Вульфгара не была убийством — она была освобождением!