Бобик в нетерпении нарезал круги вокруг нас, наконец ринулся в конюшню и надолго пропал в темном зеве входа. Конюхи шарахнулись в стороны, я крикнул, чтобы оседлали и вывели Зайчика.

Отец Дитрих поднял голову, всматриваясь на небо. С востока надвигаются тучи, обещая дождь.

Я спросил обреченно:

– А мы… все еретики?

Он взглянул на меня с сочувствием.

– Нет, есть и абсолютно чистые души. Однако они исключение. Большинство же таких, как мы.

– А чистые?

Он вздохнул тяжелее.

– Христос как-то обронил, что ему раскаявшаяся блудница ближе, чем сотня девственниц. Я, можно сказать, сам из раскаявшихся блудниц. Подозреваю, что и ты, сын мой, несмотря на молодость, уже успел натворить дел, которых стыдишься, потому с таким пылом… да.

Я взмолился:

– Отец Дитрих! Только не говорите, что и вы эта… блудница в прошлом!.. Я просто не поверю. Я просто не хочу такое слышать.

– Вам, сэр Ричард, – сказал он, – можно знать жестокую правду. Все люди такие, как мы. Разница только в том, что одни безропотно идут к Сатане, к нему дорога широкая и укатанная, всегда под приятный уклон, всегда есть попутчики, а вот дорога к Богу вверх по крутой горной дороге, извилистой и тернистой!.. И, самое худшее, почти всегда человек идет один. Но у любого из нас есть выбор, потому хоть у всех в душах много тьмы от первородного змея, но одни не спорят с тьмой, другие же… хотя мне кажется, я повторяюсь.

– Ничего, – пробормотал я, – если такое даже в мою голову приходится вбивать повторениями, то что с другими?

Он грустно улыбнулся.

– Разве детям все тайны открываем?.. Так что, сэр Ричард, вполне естественно наше стремление к греху. Но одно дело стремиться, другое – делать. Для того и существуют заповеди, чтобы знать разницу между «можно» и «нельзя», следить за собой и вовремя себя останавливать.

Конюхи вывели Зайчика, он красиво выгибал шею, привычно поднимая обоих в воздух и гордясь силой. Бобик снова нарезал круги, распугивая народ, подпрыгивая на всех четырех, сытый и довольный жизнью, а теперь еще и ликующий, что снова отправимся вместе.

– Что такое заповеди? – сказал отец Дитрих. – Когда человек один, а вокруг только звери, заповеди не нужны. Заповеди – это нормы для совместного проживания людей среди людей. Вечные нормы! Например, все должны подчиняться заповеди: «Не убий». И все подчиняются, иначе общество распадется. А если кто-то решит нарушить и тем самым приобрести преимущество над остальными, для таких сами люди придумали свод законов, как наказывать того, кто убил из ревности, как того, кто убил ради ограбления, как покарать убившего ради власти…

Я подумал, кивнул.

– Отец Дитрих, вы очень хорошо объяснили разницу между заповедями и законом. И, что удивительно, не стали ссылаться, что заповеди дал Господь, а законы принимаем сами.

Он усмехнулся уголками губ и сказал смиренно:

– Законы люди принимают на основе заповедей.

– Потому, – сказал я горько, – что заповеди работают не для всех. Паршивая овца все стадо портит. Из-за нее, проклятой, и пишутся законы, уголовные и гражданские…

– Увы, сын мой. Без этих паршивых достаточно было бы одних заповедей.

Я вставил ногу в стремя, отец Дитрих перекрестил меня и отступил на шаг.

– С Богом, сын мой!

– Спасибо, отец Дитрих. Мне его помощь еще как понадобится.

Бобик ошалел от счастья, мы все трое снова в пути и снова вместе: в неистовом темпе ловил гусей, давил оленей и кабанов, вытаскивал из ручьев и речек брыкающуюся рыбу и заискивающе совал мне в руки, виляя задом и показывая всем видом, как он счастлив и благодарен. Зайчик держится солидно, у коней больше благородной сдержанности, но вижу, как рад возможности мчаться по прямой, игнорируя дороги.

Дороги нужны слабым, сильные не ищут легких путей, а в реках им не нужен брод. Под копытами то шелестит трава, то стучат камни, иногда плещет вода, взор то закрывает стена деревьев, то открывается простор во все стороны.

Самая короткая дорога – по вершинам гор, но для этого надо иметь длинные ноги. Мы неслись напрямик по холмам, в то время как тонкие нити дорог пугливо огибают их длинными петлями, я зримо вижу, как втрое-вчетверо удлиняется путь любого странствующего, но в этом мире не спешат, считают столетиями, и вот те полузасыпанные землей глыбы допотопных строений, с пустившими корнями деревьями на вершинках, еще не так стары, потому что есть намного древнее..

Зайчик выметнулся на ровную утоптанную дорогу, что и хорошо и не очень: не сбить бы кого раньше, чем успеешь рассмотреть, Бобик унесся вперед, бахвалясь, какой из него разведчик. Я не успел перевести дух, на ровной дороге не бросает вверх-вниз, а седло не бьет снизу так, что ягодицы покрываются широкими толстыми мозолями, как дорога резко вильнула в сторону.

Я придержал Зайчика, Бобик моментально вернулся и прыгал вокруг в нетерпении. Привстав на стременах, я смотрел вперед, напрягая зрение. Уже знаю, что если дорога вот так резко уходит в сторону, впереди какая-то неприятность. Крупная или мелкая, не знаю, крестьяне стараются избегать любых, проще сделать крюк и объехать опасное место.

Но я не они, а…

– А кто я? – спросил я вслух. – Если майордом, то должен заботиться, здесь мои подданные… Если маркграф, то гори оно все синим пламенем, у меня есть Гандерсгейм, надо о нем думать.

Бобик исчез, далеко за спиной загремели камни, вскоре он появился с полузадушенным зайцем в пасти и начал тыкать мне в ногу.

Я брезгливо отмахнулся.

– Ты его уже напугал до икотки, теперь отпусти… Видишь, какой худой?

Он нехотя раскрыл пасть, заяц упал на землю, подрыгал лапами. Бобик наклонился и обнюхал. Заяц в панике вскочил и слабо прыгнул в сторону. Бобик посмотрел на него, на меня, а я отмахнулся.

– Что делать будем? Как майордом… впрочем, майордом – всего лишь временный правитель королевства, так что отвлекаться не будем!.. Хотя, с другой стороны, я все-таки паладин… вроде бы.

Зайчик изогнул шею и косился на меня удивленным глазом. Я вздохнул, соскочил на землю, а повод забросил на седло.

– Ждите меня здесь. Оба!

Бобик виновато вздохнул, но послушно сел, только в глазах разгоралась обида. Я развел руками, это нечто вроде извинения, вытащил меч из ножен и медленно пошел в ту сторону, куда должна бы пройти дорога. Дорогой пользовались давно, об этом говорят груды камней по обе стороны. Когда крестьянин начинает обрабатывать землю, он собирает все камни и выносит на край поля, заодно отмечая и межу с соседом, а с дороги камни просто отбрасывают на обочину.

Сейчас дороги нет, замело пылью, даже поросла травой, что значит, не первый год, как оборвалось прямое сообщение, но груды камней указывают, куда шла исчезнувшая дорога.