Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ивановна, ты здесь? – спросила Ирина, приближаясь к кабинке.
Ответа не последовало. Странно. Она взялась за ручку кабинки и раздумывала, открывать или не открывать. Как-то неудобно застать пожилую женщину сидящей на унитазе. Березко еще раз позвала старуху по имени, та не ответила. Это еще больше насторожило Ирину – вдруг у Ивановны сердечный приступ и ей нужна срочная помощь? Мысль о приступе заставила открыть кабинку. Березко рванула на себя дверцу, та была не заперта изнутри. Ивановна действительно была без сознания, а возможно, и мертва. Коротко вскрикнув, Березко прижала ладонь к губам, бормоча:
– Что же делать? Так... позвонить в «Скорую»!
Она повернулась к выходу, собираясь бежать к телефону в регистратуре. В это время заскрипела пружина на двери, щель сделалась шире. И тут скудную полоску света из коридора перекрыла чья-то тень. Это было настолько противоестественно, что Ирина Березко растерялась. Ну, кто может находиться в консультации в такое время?
– Кто здесь?! – крикнула она.
Вместо ответа раздался звук отодвигаемого стула, не дававшего двери закрыться. В туалет вошел человек, лица которого Ирина не увидела. Он подступал к ней уверенно, спокойно. А она пятилась, пока поясницей не коснулась подоконника. Дальше отступать некуда. Тут-то и охватил ее животный ужас. На уровне подсознания она поняла, что это пришла смерть. Ирина знала, кто прячется за ее темным лицом. Она панически огляделась...
* * *
В начале двенадцатого ночи Оленька сделала на кухне бутерброды с колбасой и сыром, поставила на поднос чашку с чаем и понесла все это к себе в комнату. Приняв твердое решение продолжить образование, она взяла в библиотеке книги по медицине – а таких в доме полно – и читала, конспектируя в общей тетради основные положения. Услышав приглушенные всхлипывания и невнятную речь, она, повинуясь исключительно любопытству, поставила поднос на столик у зеркала в прихожей. Затем тихонько чуть-чуть приоткрыла дверь и одним глазом обвела гостиную.
В десять хозяев еще не было дома, Оленька уложила старика спать, ушла к себе и не слышала, когда вернулись хозяева. Глаз Оленьки остановился на Антонине Афанасьевне, сидевшей на ступеньках лестницы. Она держала в руке бутылку спиртного и что-то невнятно бормотала. Ее муж Святослав Миронович стоял рядом с женой, опираясь локтем о перила. И вдруг он перегнулся через перила, схватил жену за вырез платья, подтянул к себе и ударил по щекам, затем отпустил.
Вопреки ожиданиям, Антонина Афанасьевна не возмутилась, не подняла шум, а плюхнулась назад на ступеньки, немного отпила из горлышка и утерла свободной рукой слезы. Он принял прежнюю позу – облокотился локтем о перила. Святослав Миронович находился спиной к Оленьке, но теперь она слышала почти все.
– Ты психопатка, – говорил он обидным тоном. – Ты хоть понимаешь, что творишь? Если кто-нибудь догадается... представляешь, что будет? Ты, я повторяю, надолго залетишь. А с тобой и я, как сообщник. Хоть раз в жизни послушайся меня, хоть раз!
– Я не могу... – всхлипнула она.
– Это ты не можешь?! – поразился он, слегка повысив тон, но тут же наклонился к ней и что-то проговорил быстрым шепотом.
– Никогда! – резко подскочила она.
– Сбавь тон, дура, нас услышит твоя... – предупредил он. – Один раз пережить – и все! Это не так страшно, как тебе кажется.
– Нет, нет, нет! – мотала она головой. Антонина Афанасьевна прислонилась к стене плечом и плакала.
– Тогда ты мне не оставляешь выбора, – вздохнул он. – Всему есть предел, Антонина. Если ты не понимаешь, к чему приведет твое тупое упрямство, тогда...
– Раз ты так решил... – проговорила она едва слышно.
– Это ты решила, потому что не хочешь внять моим мольбам. Все, хватит! С тобой и я стану сумасшедшим. Это ты покалечила нас всех, ты! А я хочу жить. Нормально жить, не боясь ничего. А мы сидим на пороховой бочке. Все, Антонина, с меня довольно!
Он взбежал по лестнице, переступив через ее ноги. Очевидно, поднялся в спальню. Хозяйка посидела немного, вспомнила про бутылку в руке, отхлебнула. Еще посидела, потом сошла в гостиную и остановила тяжелый взгляд на столике, на котором ничего не было. Она стояла вполуоборот к Оленьке, так что девушке очень хорошо было видно ее лицо и совершенно дикие глаза. Эту Антонину Афанасьевну Оленька не знала и терялась в определениях, на кого сейчас похожа хозяйка. На святую мученицу перед казнью? Или на ведьму, заслуживающую костра? Или на опустошенного человека, готового накинуть на шею петлю? Чего же в ней больше? Пожалуй, всего намешано. И еще что-то неуловимое, неопределенное, но пугающее. Дальше Оленьке пришлось подняться на цыпочки, потому что Антонина Афанасьевна ринулась к камину, стала на четвереньки и просунула руку в камин, где еще ни разу при Оленьке не горел огонь. Выходит, это у них семейное – прятать. Ее отец прячет лакомства... А что прячет хозяйка в камине?
Антонина Афанасьевна достала всего-то маленькую коробочку, на коленях доползла до журнального столика и что-то высыпала на полированную поверхность. Она оглядывалась по сторонам, как воришка, из-за чего Оленьке пришлось отпрянуть от щелки в коридор. Когда девушка вновь заглянула в гостиную, Антонина Афанасьевна вдыхала через трубочку из бумаги... Что можно вдыхать таким образом? Конечно, кокаин! Убийственная смесь: спиртное и кокаин! Но, очевидно, хозяйка привыкла к смеси.
Оленька поспешила в свою комнату. Уже у двери вспомнила про забытый в коридоре поднос, на цыпочках вернулась, забрала его и заперлась у себя. Она сидела на кровати, обхватив колени руками, и была в полной растерянности. Значит, ее хозяйка наркоманка. Видимо, муж выразил ей свое недовольство по этому поводу. Взрослая женщина, фармацевт... Интересно, а что она дает своему сыну? Почему Святослав Миронович так беспокоился, называя себя сообщником? Чего он боится?
С час Оленька думала об этой странной семейке. В окна забарабанил дождь. О, как он надоел! Все же Оленька съела свои бутерброды, выпила холодный чай и принялась читать, так как спать совсем не хотелось. Она то и дело отвлекалась, перечитывала абзацы по два раза, никак не вникая в смысл, – Оленька постоянно возвращалась мыслями к этому дому, где неуютно, тоскливо и холодно. А у нее было уютное гнездышко...
Внезапно глаза Оленьки округлились. Затаив дыхание, она уставилась на ручку двери, которая почему-то поворачивалась. Ну, сама по себе она поворачиваться никак не может, значит, ее кто-то поворачивает. И этот «кто-то» стоит в коридоре за дверью. Он подошел неслышно и теперь осторожно пытался открыть дверь. Чего он хочет? Сердце Оленьки забилось, предупреждая: сиди тихо, сиди тихо и молчи! Она и сидела, не шевелясь и не мигая веками, до боли напрягая глаза, следившие за ручкой.
Но вот ручка перестала поворачиваться. Прошло несколько минут. Шагов Оленька так и не услышала. Она выждала некоторое время, спустила с кровати ноги, посидела так, глядя на ручку, затем бесшумно подошла к двери и приложила ухо к косяку. Выйти в коридор она не решилась – было страшно. Страшно оттого, что не знала, кто там, в коридоре, и что ему было нужно. А в коридоре не слышалось никакого движения.