– Пойдем же, – пробормотал Эктор, теряя терпение.

Он увлек ее прочь, надеясь ускользнуть от простодушного и бесцеремонного любопытства бездельников, для которых всякое зрелище в диковинку. Но не тут-то было! Зеваки не отставали. Несколько жителей Корбейля взгромоздились на империал омнибуса, курсирующего между вокзалом и городком, и попросили кучера ехать шагом, чтобы не терять этих удивительных незнакомцев из поля зрения. И только после того, как Эктор с мисс Фэнси скрылись в гостинице, лошади перешли на рысь.

Таким образом, предсказания Соврези не оправдались. Чересчур эффектное появление Дженни произвело сенсацию. Все переполошились, все бросились разузнавать, кто это; хозяйка гостиницы подверглась дотошным расспросам, и вскоре выяснилось, что господин, встречающий на вокзале столь эксцентричных дам, – близкий друг владельца «Тенистого дола».

Ни Эктор, ни Дженни даже не подозревали, что послужили темой стольких пересудов. Они весело завтракали в лучшем номере «Бель имаж», представлявшем собой просторную комнату с двумя огромными кроватями, единственным окном, которое выходило на площадь, и картинами в красивых рамах, покрытыми великолепным лаком и изображающими всадников.

Дабы объяснить свое воскрешение из мертвых, Треморель сплел более или менее правдоподобную историю, где ему самому отводилась героическая роль, способная удвоить восхищение его любовницы. Затем мисс Фэнси стала строить планы на будущее – надо отдать ей должное, вполне благоразумные. Решившись, несмотря ни на что и даже более, чем когда-либо, остаться верной разоренному Эктору, она собиралась отказаться от квартиры за шесть тысяч франков, продать мебель и заняться честным ремеслом.

Дженни и вправду разыскала одну свою старую приятельницу, искусную модистку, и та была не прочь вступить в дело, если подруга вложит деньги, а она – знание ремесла. Они вместе купят шляпную мастерскую в квартале Бреда, а уж у них в руках она будет процветать и принесет недурной доход.

Дженни выкладывала все это с весьма важным видом, щедро пересыпая свой рассказ особыми словечками, а Эктор хохотал. Эти коммерческие прожекты представлялись ему безумно смешными, но он был тронут самоотверженностью молодой хорошенькой женщины, которая готова была трудиться, что-то делать, лишь бы угодить ему.

К сожалению, настала пора прощаться. Фэнси приехала в Корбейль с намерением пробыть там неделю, но граф объявил ей, что это решительно невозможно. Она долго плакала, сердилась, но потом утешилась мыслью, что приедет в следующий вторник.

– Прощай, прощай, – повторяла она, целуя Эктора, – до свидания, и помни обо мне! – И добавила с улыбкой, шаловливо погрозив ему: – Мне следовало бы поостеречься: мои попутчики рассказали, что знают твоего друга и его жена, по их словам, – первая красавица Франции. Это правда?

– Право, не знаю! Не обратил внимания.

Эктор не лгал. Хоть это было и не заметно, но он все еще не оправился от ужасов своего несостоявшегося самоубийства. Душевные потрясения оглушают подчас не меньше, чем удары по голове; Эктор был оглушен и не замечал ничего вокруг. Однако слова «первая красавица Франции» пробудили его любопытство, и в тот же вечер он поспешил наверстать упущенное. Когда он вернулся в «Тенистый дол», друга его еще не было дома, а г-жа Соврези сидела над книгой в ярко освещенной гостиной.

Эктор уселся напротив нее, но не слишком близко; теперь он мог ее разглядывать, время от времени роняя какую-нибудь ничего не значащую фразу.

Первое его впечатление было не в пользу Берты. Он нашел, что красота ее слишком скульптурна и чересчур совершенна. Он пытался отыскать какой-нибудь изъян, но не мог; ему почти страшно было смотреть на это прекрасное неподвижное лицо, на эти светлые глаза, разившие, словно клинки. Быть может, он, человек по природе своей слабый, нерешительный, нестойкий, инстинктивно опасался этой энергической, действенной, бесстрашной натуры.

И все же мало-помалу он привык проводить в обществе Берты послеобеденные часы, пока Соврези занимался распродажей его имущества – целыми днями торговался, вел переговоры, оспаривал проценты, советовался со стряпчими и маклерами.

Вскоре граф заметил, что Берта с удовольствием его слушает, и признал ее женщиной выдающегося ума, далеко превосходящей мужа. Сам Эктор не блистал ни умом, ни образованием, зато обладал неистощимым запасом анекдотов и забавных историй. Он много повидал, знался со многими людьми, и его, словно живую летопись, занятно было перелистывать. Кроме того, он подчас умел блеснуть искрометным остроумием и поразить неискушенного слушателя изысканным цинизмом.

Не будь Берта так очарована, она оценила бы его по достоинству, но она уже утратила способность к непредвзятым суждениям. Обмирая от дурацкого восторга, она внимала графу, как страннику, вернувшемуся из удивительных краев, откуда не возвращался никто, побывавшему среди неведомых народов, познакомившемуся с их непостижимыми для нас нравами и обрядами.

Так проходили дни, недели, месяцы, но графу де Треморелю, вопреки его опасениям, не было скучно в «Тенистом доле». Жизнь в сытости и довольстве незаметно убаюкивала его. Лихорадка первых дней сменилась телесным и душевным оцепенением; его нынешнему существованию недоставало, быть может, остроты, зато не было в нем и никаких неприятных ощущений.

Эктор много ел, много пил, спал по двенадцать часов в сутки. В оставшееся время болтал с Бертой, а не то бродил по парку, качался в кресле-качалке или ездил верхом. Он даже пристрастился удить рыбу там, где кончался парк, под ивами. Он раздобрел.

Лучшие его дни были те, которые он проводил в Корбейле, в обществе мисс Фэнси. В ней он обретал частичку прошлого; к тому же она всякий раз с ним ссорилась, тем самым заставляя его встряхнуться. Словом, в складках платья она приносила с собой глоток парижского воздуха, а на ботинках – немного грязи с бульваров.

Дженни приезжала пунктуально раз в неделю, и любовь ее к Эктору отнюдь не слабела, а, напротив, с каждой встречей разгоралась все сильней. Быть может, мисс Фэнси и сама не слишком разбиралась в своих чувствах. Дела у бедной девушки шли из рук вон плохо. Мастерскую она купила слишком дорого, товарка ее через месяц сбежала, украв три тысячи франков. Дженни ничего не понимала в торговле, и ее грабили все кому не лень.

Она не рассказывала Эктору о своих заботах, но собиралась попросить его оказать ей помощь. Это ведь был сущий пустяк для него в сравнении с той великой жертвой, которую она ради него принесла.

Первое время обитатели «Тенистого дола» удивлялись, глядя на этого высокого молодого человека, который безотлучно жил в поместье и изнывал от безделья, но вскоре к нему привыкли.

Со временем Эктор усвоил меланхолическое выражение лица, как подобает человеку, перенесшему неслыханные удары судьбы и обманувшемуся во всех надеждах. Он казался безобидным, его стали считать своим. Про него говорили:

– Граф де Треморель держится с чарующей простотой.

Но подчас, в минуты одиночества, им овладевали внезапные и ужасные приступы отчаяния. «Я не могу больше так жить!» – думал он и, сравнивая минувшее с настоящим, терзался от вспышек ребяческой ярости.