Гергис не отходил от Ольвии ни на шаг, без конца лез к ней обниматься и целоваться. Ничего удивительного, детям хочется такого контакта. Но я-то видел, что от обнимашек с мужчиной – не с ребенком! – ее развозит все сильнее.

Как бы ты, тетенька, не вздумала поучить мальчика плохому! Тебе-то наплевать, что у него после этого крыша может уехать в далекие края, а вот мне с его подсознанием жить дальше. При условии, конечно, что удастся избавиться от морока. Да и моему собственному сознанию такие впечатления точно мимо кассы.

С каждым днем управление Гергисом продвигалось еще на шажочек. Занимался я этим в основном, когда Ольвия выходила из комнаты или ложилась вздремнуть. Хорошо хоть не тащила его к себе под бочок. Видимо, какие-то тормоза у нее все-таки были. А может, подобное могло нарушить чары – откуда мне знать?

Гонял я его по мелочи: встать, сесть, подойти к окну, взять что-нибудь в руки. Воспринимал мои команды он не сразу, после неоднократного повторения, при этом я вынужден был мысленно орать. Но когда доходило, подчинялся безропотно. Напоминало игру с радиоуправляемой машинкой, но ощущение себя одновременно играющим и игрушкой было сюрреалистичным.

Где-то через неделю ворон прилетел снова. На этот раз, прочитав записку, Ольвия пришла в ярость. Бросив листок на стол, она ходила по комнате взад-вперед, что-то злобно бурча себе под нос. Наконец выдохлась, подхватила Зеггера и унесла во двор кормить. Гергис, примерно после десятой команды, подошел к столу и заглянул в бумажку.

«Марилла умерла от лихорадки. Эллерия сбежала».

Он давно уже сидел на лавке, перекладывая с места на место собранные во дворе камешки, а я никак не мог прийти в себя.

Душевная боль может быть гораздо сильнее телесной. Она может разрывать в клочья, даже если тело ничего не чувствует.

Да, с биологической точки зрения, Марилла являлась моей дочерью – и все же не совсем… Но я привязался к ней и смог полюбить. Невыносимо было вспоминать о том, как она улыбалась, гладила меня маленькой ладошкой по лицу, хватала за нос. К тому же это был ребенок моей любимой женщины, и я мог представить, как тяжело ей. А от этого становилось еще тяжелее мне. Где сейчас Лери, куда она может пойти, у кого найдет помощь? Если она убежала, значит, точно догадалась, что во дворец приехал Кэрриган, а не я.

Вернувшись, Ольвия села за ответ, и я снова заставил Гергиса подглядеть через плечо. Даже если что-то ее и настораживало, она вряд ли допускала, что ребенок может прочитать записку.

«Ищи ее как хочешь, - писала ведьма. – Пока не найдешь, не сможешь жениться снова. Когда найдешь, сразу отправь в крепость».

Ворон унес ее инструкции в Неллис, а я в самом буквальном смысле не мог найти себе места от тоски и беспокойства. Не мог отвлечься, заняться чем-то. Это у Гергиса были свои немудреные игры и разговоры с любимой мамочкой, а мне оставались одни лишь мысли. И я подумал, что так, возможно, все должно обстоять в аду. Черти со сковородками? Глупости. Только мысли, воспоминания и сожаление.

Прошло еще несколько дней. Может, неделя, может, больше или меньше. По моим расчетам, ворон давным-давно должен был добраться до Неллиса и вернуться. Или у Кэрригана нет новостей? Если бы Лери поймали, он наверняка бы написал. А если нет, это давало мне надежду. Смутную, неясную. Даже не на свое спасение. Просто на то, что она будет в безопасности. Но тут же приходили мысли о том, как ей удастся найти это самое безопасное место и на что она станет жить. Хорошо, если удалось прихватить хоть немного драгоценностей. Самые дорогие хранились во дворце в сокровищнице, но я знал, что и в ее шкатулке их немало. Впрочем, украшения еще надо продать, так, чтобы не навлечь на себя подозрение.

Если бы Вестар не попался в ловушку, возможно, смог бы помочь Лери. А может, даже и мне. Как? Не сам, конечно. Наверняка в Эскаре есть и другие ведьмы и колдуны, не одна Ольвия. Но что толку об этом думать. Вестара больше нет, и мне было так жаль, словно потерял близкого человека. Почему нет? Наверняка для Гергиса он был таким. Возможно, и для меня стал бы другом, кто знает.

Однажды утром Гергис проснулся от холода. Дрожа, выбрался из-под тонкого одеяла и подошел к крохотному оконцу.

Снег! Ночью температура резко опустилась, и пошел снег. Кто бы знал, как я обрадовался этому. Хотя, если подумать, особой причины для радости не было. Даже если болото замерзнет, сбежать не удастся. И если кто-то проберется на остров, допустим, какая-нибудь деревенская девчонка за абортивными травками или приворотным зельем, мне это ничем не поможет. Ведьма отведет ей глаза так же, как и охранникам на постоялом дворе или людям Вестара на поляне перед болотом.

И все же, все же… Это был некий символ перемен. И я почувствовал, что надежда встрепенулась и обрела более четкие очертания.

Гергис обрадовался, действительно как ребенок. Тот ребенок, которого Ольвия вытащила из глубин нашей общей памяти. От маленького Гергиса остались воспоминания о том, как осенью выпадает первый снег, от Игоря – детская, ничем не замутненная радость. Едва одевшись, он выскочил на улицу и бросился лепить снежки, собирая их в кучку. Руки мгновенно стали красными, но это его нисколько не беспокоило. Кончилось все тем, что Ольвия вышла и увела Гергиса обратно в дом.

Снег шел весь день, а к вечеру небо расчистилось, закатное солнце залило комнату багровым светом. Ночью ударил такой мороз, что я всерьез забеспокоился, не побежит ли Гергис к мамочке погреться. Он действительно проснулся, заворочался, но я прикрикнул на него: «Лежи!». Свернувшись клубком и натянув одеяло до макушки, парень уснул снова.

А на следующий день произошло сразу два события, которые наметили хоть какой-то поворот в сложившейся ситуации.

После обеда, когда Ольвия прилегла у себя в комнате, а Гергис в большой играл веточками и палочками, снаружи раздался шум. Кто-то стучал в калитку.

Выглянув в окно, Ольвия схватила Гергиса за руку, втолкнула в маленькую комнату и закрыла дверь, приказав:

- Сиди там и не вздумай выходить. Ты же не хочешь, чтобы тебя снова забрали у меня?

Видимо, для заклинаний времени уже не осталось. Взгляд моего взрослого сознания перемещался вслед за мальчиком. Я словно смотрел с расстояния около метра, с высоты мужского роста. И сейчас тоже оказался в полутемной каморке вместе с Гергисом. Ольвия вышла из дома, а он осторожно приоткрыл дверь и выглянул в щелочку, однако тут же закрыл, как только ведьма вернулась. Но я успел мельком увидеть, что вместе с ней идет девушка в бедной деревенской одежде.

- Сколько уже? – спросила Ольвия.

- Неделя, - едва слышно ответила та.

- Много.

- Через болото было не пройти. Пожалуйста, помогите. Девушки в деревне сказали, вы можете.

- Как с мужиками спать, так вы сами умные, а потом – помогите?

Ой, кто бы говорил, коза! Можно подумать, тебе ребенка ветром надуло. Лучше бы сама своих травок выпила, не было бы всех этих проблем. Никакого Кэрригана, никаких поползновений на трон. Не попал бы я сюда, не встретил Лери. И жила бы она спокойно с мужем и дочерью, в любви и согласии.