– Не ловит.

Алексей хохотнул:

– Главное, чтоб рыба ловилась, большая и маленькая!

– Это верно. – Мужчина снова заулыбался. – Меня Владимир зовут.

Познакомились. Молодые – Игорь и Иннокентий – называли старшего уважительно – Владимир Иваныч. Как понял протопроедр, Владимир Иваныч был преподавателем какого-то вуза, а два его бородатых спутника – аспирантами. Славная подобралась компания, интеллигентная.

Парни нарубили дровишек, и костер запылал куда веселей. Поставили ушицу, чайничек, нашлись в рюкзаках и огурцы, и помидоры, и водка. Ну и, само собой, хлебушек – вот уж чему Алексей обрадовался, и куда больше, чем водке.

– Забыл захватить, – оправдывался, уплетая куски за обе щеки. – А в магазин уже поздно.

– Ешьте, ешьте, – разливая по металлическим стопочкам водку, смеялся Владимир Иваныч. – Мы завтра в Касимовке купим.

– Вижу, не в первый раз здесь?

– Да уж, не в первый. Ну, за знакомство!

Алексей не то чтобы захмелел, но, выпив, быстро почувствовал усталость.

Глаза слипались, неудержимо хотелось спать, то ли устал за день, то ли потому что, вообще-то, поздно уже было.

– Ну, все мужики, я пойду, вздремну.

– Давайте, давайте, Леша, а мы еще немножко посидим. Не помешаем?

– Ну, что вы!

Узкая, ятаганом, луна зависла над высокой корявой сосною, меж ветками мигали звезды. Ярко горел костер, отбрасывая оранжево-желтые блики, вкусно пахло ухою и хлебом.

Протопроедр развалился на лапнике, чувствуя приятное исходящее от костра тепло. Закрыл глаза… да вот сон, собака, куда-то делся! И тем не менее все равно было хорошо так вот лежать, уютно. Размышлять о своем, слушать вполуха идущую у костра беседу.

Да-а… сразу видно – ученые! Все слова какие-то не очень понятные: неравновесная термодинамика, нелинейные системы, аттрактор…

– Но ведь Пригожин же говорил: прямая аналогия, распространенная на социальные системы не может являться корректной! – горячился Кеша.

– Пригожин? – Владимир Иваныч раскраснелся, то ли от водки, то ли от костра, то ли от спора – а, скорее всего, от всего вместе. – А вы Николиса почитайте, Фуко. Тоффлера!

– Да при чем же здесь Тоффлер, мы ведь о синергетике говорим!

– А я тоже полагаю – теорию нелинейных динамик вполне можно распространить и на социальную среду… скажем, на ту же историю, – пригладив бороду, вступил в разговор дотоле молчавший Игорь. – Ведь история так же нелинейна, как и все прочее. Даже еще более нелинейна, и элемент случайности, хаоса, в ней очень велик!

– Браво, Игорек, браво! – Владимр Иваныч захлопал в ладоши. – А вы, Иннокентий, не горячитесь так… Лучше налейте. Алексей, вы, я вижу, не спите? Выпьете?

– А, пожалуй, что и выпью, – протопроедр поднялся с лапника – очень уж его заинтересовала тема беседы, особенно – про элемент случайности в истории.

– Слышу, философские разговоры ведете…

– А вы, Леша, по профессии кто?

– Я ж вам говорил – механизатор. Но на истфак когда-то поступал… давно уже…

– Жаль, не естественник, ну да ладно…

– А что это за теория такая – о случайности?

Владимир Иваныч выпил, осадил огурчиком, улыбнулся:

– Попробую кое-что разъяснить… насколько получится. Вы, Алексей, философию когда-нибудь изучали?

Протопроедр ответил уклончиво:

– Проходил… Все больше – мимо. Канта только и помню, да еще Фому Аквинского и блаженного Августина.

– Кант, это, конечно, могуче… А о Пригожине, Курдюмове, Николисе что-нибудь слышали?

Алексей только руками развел.

– Жаль, что вы не естественник, – снова произнес Владимир Иваныч. – Понимаете, Илья Пригожин – это крупный бельгийский ученый, физик, химик, философ… Впрочем, что о нем? Давайте о синергетике, о неодетерминизме, теории нелинейных динамик…

– Стоп, стоп, стоп! – под смех аспирантов протопроедр замахал руками. – А ну-ка, начисляйте! Я смотрю, без стопки тут точно не разберешься!

– Хороший вы человек, Алексей, – веселый, любознательный! Ну, будем… – выпив, Владимир Иваныч хлебнул ложкой ушицы и продолжал уже более веселым тоном: – Понимаете, Леша, мы живем в мире неустойчивых процессов, возможны нестандартные состояния систем, когда равновесное состояние установиться просто не успевает и за порогом неустойчивости возникает новая структура, во многом случайная, однако притягивающаяся к некому состоянию, режиму, его называют аттрактором, исходя из чего вовсе не все ветви эволюции системы являются возможными. Однако во время неустойчивости образуются так называемые точки ветвления, бифуркации, иногда даже целые каскады, когда даже самое небольшое увеличение внешнего воздействия может привести к очень сильным эффектам, несоизмеримым с исходным воздействием.

Выслушав, Алексей улыбнулся:

– Понятно. А если – на примере?

– На примере? Пожалуйста! Возьмем жидкую среду…

– Не, не, не! – разлив остатки водки, протопроедр махнул рукой. – Жидкостью рисковать не будем. Все ж таки денег стоит.

Все весело засмеялись:

– Да водка у нас еще есть, а кончится – купим.

– И все-таки… Давайте лучше какие-нибудь из истории примеры, хоть вот падение Царьграда-Константинополя взять. Могло быть? Могло не быть? Так понимаю?

Профессор усмехнулся:

– Ну, история – это к Игорю.

Игорь засмеялся, ухмыльнулся с некой показной важностью – для веселья, однако – видно было – глаза смотрели серьезно, не пьяно вовсе:

– Ну, чем смогу – помогу. Вообще-то я по Византии не специалист, вообще по медиевистике. Однако общими усилиями, думаю, разберемся. Что там вы, Алексей, предлагаете? Константинополь в пятнадцатом веке? Турки могли его взять, точней, взяли, а могли – и нет?

– Могли и раньше взять, – негромко промолвил протопроедр. – В начале века еще. Если б не Тимур.

– Ах да, да, Тимур, помню. Вообще-то, Византия к тому времени настолько одряхлела, настолько все там в раздрай пошло, что даже странно, что турки так долго возились. Собственных-то ресурсов у империи почти уже и не оставалось, так?

– Ну, так. – Алексей скрепя сердце согласился.

– А раз так, одна надежда – на чужую помощь.

– А еще на ослабление турок.

– Угу, на ослабление. Кеша, если не трудно, дровишек в костер подкинь, а то холодновато что-то.

Ярко вспыхнуло почти уже погасшее пламя, выхватывая из темноты навес, лапник, бревна…

Аспирант смешно наморщил нос:

– Значит, я так понимаю, ресурсов на возрождение у Византии практически не было при любых условиях?