Мужественность и женственность здесь нужно понимать не как нравственные качества, относящиеся к обычаю и поведению, но в смысле, близком понятиям «мужское начало» и «женское начало». Иначе говоря, нужно понимать эти термины структурно, а не сентиментально.

В любви сына к матери мы все сейчас узнаем «эдипов комплекс» психоанализа, тем более, что Фейербах говорит о «томлении», особой благоговейной тоске, своеобразной мистике пола. Это «томление» должно послужить сублимации такого влечения, превращению его в чистое созерцание.

 В протестантизме, в отличие от католичества, культ Богоматери очень умеренный: ее считают праведницей, но не посвящают ей специальных ритуалов и форм почитания. Фейербах исходит из симметрии между Иисусом и Марией: как Иисус сострадателен ко всем людям, так и Мария сострадательна к Иисусу, потому что согласно Евангелию заранее знала, что он обречен на казнь. Так что здесь Фейербах пытается создать чувственное христианство поверх конфессиональных разделений.

 Протестантизм часто считал культ любых святых скрытой формой идолопоклонства: получалось, что христианин почитает не Бога, а различные образы святых, принимая легенды и реликвии за действительное содержание веры. Фейербах опять же создает надконфессиональное христианство: почитание воплотившегося Бога как истинной формы человечности требует почитания и тех, кто участвовал в этом в полную меру своей человечности.

 Стоическая философия, действительно, настаивала на мужестве как мужском качестве: женщины в стоицизме не рассматривались как способные к философии. Для Фейербаха не только философское мужество, но и философское отчаяние входит в содержание настоящей философии, здесь он оказывается близок экзистенциализму.

 Идея вечной женственности как божественного начала была распространена в немецком религиозном романтизме. Она прямо заявлена в финале «Фауста» Гёте: «Вечно женственное / Тянет нас все выше». Эта идея развивалась немецкими религиозными философами, такими как Франц Баадер и Фридрих Шеллинг, а потом была подхвачена и русской религиозной философией в лице Владимира Соловьева. Соловьев настаивал на том, что София, премудрость Божия, есть форма существования сущности Божией, есть некоторое осуществление самого ипостасного принципа Троицы, как раз той самой «глубины», и что вечная женственность может быть сближена с делом Богоматери как участницы спасения людей. Идеи Соловьева разделяли и развивали и другие русские религиозные философы: священник Сергий Булгаков, священник Павел Флоренский, Владимир Эрн, Владимир Ильин и другие. Противники «софиологии» обычно указывали на то, что непонятно, что именно объясняет концепт вечной женственности как премудрости Божией – отношение между природой Божией и богопознанием или отношение между ипостасью такого-то лица Троицы и промыслом Божиим.

 Имеется в виду, что Мартин Лютер отверг монашество и женился на бывшей монахине Катарине фон Бора. Тем самым он уже на земле осуществил место женщины в церкви.

 Фейербах заочно спорит с Лютером: ведь если никакие родственники воплотившегося Бога не могут почитаться вместе с Богом, то тогда нужно не почитать и родство ипостасей Троицы, а только уважать земное родство людей. На это протестантский теолог возразил бы, что ипостаси Троицы не подразумевают отношений родства, но только отношения происхождения, поэтому из их почитания нельзя делать выводы об отношении к институтам брака или монашества. Протестантизм, действительно, отрицал монашество и поощрял брак, споря с метафорой монашества как «брака с Богом». Но здесь метафора брака имела в виду верность, а не социальные отношения. Протестантизм просто доказывал, что верность между людьми угоднее Богу, потому что показывает, что закон Бога соблюден.