class="p1">— Иногда бывает, что начинаешь злиться на кого-то другого. В моем случае это были родители. Они пытались меня поддержать, но я был так упрям, что посчитал, что они лезут не в свое дело. Я рассердился на них, а потом это просто… росло как снежный ком… пока не дошло до того, что я уже не мог разговаривать с ними без ощущения огненного шара ярости внизу живота.

Анна понимающе промычала в трубку.

— Да, временами у меня были поводы на них сердиться, — продолжал Броуди. — Они и правда совали нос куда не надо и подчас немного перегибали в суждениях, но мой гнев затмевал то, что они говорили и делали, в действительности просто пытаясь помочь единственно известным им способом. Злиться на них выходило проще, чем переживать из-за того, что случилось. Тогда я этого не сознавал. Я правда верил, что такая позиция была оправданна, но, оглядываясь назад, я вижу, что сильно преувеличивал. Понимаете?

— Наверно, — мягко отозвалась Анна.

И тут он задал вопрос на миллион долларов:

— Как вам кажется, не напоминает ли это, хотя бы отдаленно, вашу ситуацию с Гейл?

Последовала напряженная пауза. Броуди ощущал, как непросто ей было это услышать, но он верил, что она узреет истину.

— Наверно, — повторила она, — но легче от этого не становится. Я по-прежнему чувствую то, что чувствую. И я знаю, что извиняться передо мной она не станет. Мне придется быть выше этого и брать ответственность на себя. Сейчас же самым разумным кажется вариант спустить все на тормозах, так что пока лучше ничего не предпринимать. Габи сказала, что мне, вероятно, пойдет на пользу немного отвлечься от всех этих обедов и фотоальбомов, и я склонна с ней согласиться.

У Броуди перехватило дыхание. Именно так все и начиналось. Но для объяснения того, насколько опасно было откладывать все на потом, верить, что возможность все уладить и помириться не иссякнет со временем, требовалось выражаться конкретнее, а это значило рассказать Анне то, что рассказывать не хотелось. То, что не хотелось рассказывать никому из-за преследовавших его чувства вины и стыда.

Он провел рукой по волосам и, поворотив в темноту, пустился мерить шагами лужайку. Он слышал, как журчал протекавший по границе его сада ручей. Порой его посещало чувство, что Анна возвела его на пьедестал, что она считала его мудрым, чутким и… хорошим. Расскажи он ей все — не только о том, как он живет теперь, но и о том, что случилось девять лет назад, — и от этого пьедестала могло не остаться и следа. И она больше не сможет воспринимать его как прежде. А в худшем случае он мог навсегда потерять ее дружбу. Эта мысль привела его в ужас.

И все же игра стоит свеч, если так ему удалось бы ей помочь, если бы он смог уберечь ее от разрыва отношений из-за горечи и напрасного чувства вины — как это сделал он. Он все думал, с чего бы начать, как она вдруг заговорила:

— Ах да, к разговору о том, что надо двигаться дальше. На прошлой неделе у меня была занятная беседа с мамой. Я как раз собиралась про это сказать. Я поведала ей, как сильно мне помогло наше общение, и она предложила организовать нечто подобное для других людей, понесших утрату.

Броуди не мог решить, радоваться ему или огорчаться, что казнь его отложена. Он вернется к этому позже.

— Какого рода нечто? — сдвинув брови, поинтересовался он.

Анна ведь не собиралась добавить к их разговорам еще нескольких собеседников? Эта задумка была бы ему не по душе.

— Пока не уверена, — ответила она, — но это должен быть способ как-то объединить людей, чтобы они могли говорить друг с другом, как мы.

— Другие люди? Говорить друг с другом?

— Что-то вроде того. Мне еще нужно все обмозговать, прежде чем приступать к действиям. Я буду держать вас в курсе, как все идет, — она остановилась и сделала глубокий вдох. — И, если уж двигаться дальше, искать исцеление после потери, я решилась еще на один большой шаг.

Броуди испытал такое облегчение при мысли, что Анна все так же будет принадлежать ему одному.

— Да? — рассеяно отозвался он.

— Я собираюсь спросить Джереми, не хочет ли он со мной поужинать.

От ее слов Броуди отшатнулся будто от пощечины.

— Ну… — вот и все, что он смог выдавить.

Такого он не ожидал. Последние пару месяцев она почти не упоминала про этого парня; его усыпило ложное чувство безопасности.

Ее голос дрогнул:

— Как думаете, это хорошая идея?

Нет, черт подери, хорошей идеей он уж точно это не считал! Но почти мгновенно осознал, что Анне об этом сообщать ни к чему. Да и по какому праву? Зачем? Что он должен был сказать: «Лучше задвинь этого мистера Пройдоху куда подальше и иди ужинать со мной»? И это учитывая все то, что он собирался ей рассказать.

— Броуди?..

Она ждала его ответа, но он не мог сказать то, что так хотел. Ему ни к чему было подыскивать миллионы причин, почему он не мог пригласить ее на ужин. Пяти было достаточно.

Во-первых, они жили в сотне миль друг от друга. Во-вторых и в-третьих, он не знал ее полного имени и адреса, но это жалкое ничто по сравнению с причиной под номером четыре. Даже будь ему все это известно, какой в том толк? Ну что бы он сделал? Отправился в Лондон в переполненном поезде, встретился с ней в каком-нибудь кафе или шикарном ресторане? И что тогда?

Но если и этого было недостаточно, последняя причина сметала собой все остальные подобно шару для боулинга, который вышибает деревянные кегли. Он станет гирей, цепью, пристегнутой к ноге этой замечательной женщины. С ним ей не удастся полностью раскрыть свой потенциал — напротив, он потянет ее за собой обратно в темную долину вины и горя, туда же, откуда она сбегала. Он не мог так с ней поступить.

Он прокашлялся и ответил:

— Нет.

— Нет? Вы считаете, что мне не стоит его спрашивать?

— Я имел в виду: «Нет, это не плохая идея», — он на секунду запнулся, внезапно почувствовав, как в груди что-то сжалось. — Думаю, вам стоит его спросить. Действуйте!

Он услышал ее тихий выдох и представил, как на ее лице расцветает улыбка. От этого давление в области грудной клетки только усилилось.

— Ну ладно, — ее голос зазвучал увереннее. Счастливее.

Броуди захотелось что-нибудь ударить.

— Я расскажу, как все прошло, — если наберусь смелости! — добавила она.

Он закрыл глаза и откинул затылок на подголовник