Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До большого леса ещё добраться надо, но вот таких небольших рощ и рощиц полно.
Из кустов выныривает Дима.
— Герр гауптман, — он не ехидничает, за линией фронта мы не часто общаемся по-русски, — тут овражек небольшой.
— Овраг это хорошо, овраги я люблю…
Овраги — наше всё. Если небольшой, то это почти готовое укрытие с маскировкой. Иногда мы перекрываем его жердями, ветками, подпираем снизу брёвнами и земляными насыпями-стенами, сверху грунт и дёрн. Пройдёшь и не почувствуешь, что под тобой что-то есть. Взрыв гранаты выдержит легко, лёгкую мину тоже. Снаряд или 81-мм мину, как повезёт. Есть под рукой брёвнышки, настил сдюжит. Нет, тогда отсеки-отнорки нужны, чтобы всех одним снарядом не накрыло.
У нас два ненужных грузовика, так что ставим их на дно, кузов засыпаем и утрамбовываем грунтом. Откинутые борта упираются в стенки оврага, на них тоже грунт с ветками. Получается чуть не метровый слой. Сверху дёрн и всё, нет оврага, и только тяжёлый гаубичный снаряд это укрытие пробьёт. В полный рост в траншее под машинами не встанешь, но пригнувшись, пройдёшь. Машины наискосок, прямая траншея это для водопровода, для защиты от снарядов не годится.
Естественно, грузовички раскулачили. Остатки бензина, аккумуляторы, мелкие запчасти, всё в дело пойдёт.
Ещё в сторонке вырыли временный схрон. С тщательно замаскированным лазом и только чтобы ползком пролезть. Как устраивать такие схроны, целая наука. Лучше всего, в каких-нибудь буреломах, но в этой Литве, как назло, леса чересчур ухоженные. Густые кусты, впрочем, найти можно. Самые главные проблемы: вентиляция и противодействие миноискателям. Против сапёров спасёт глубина и помехи, например, гильзы можно густо раскидать или какие-нибудь гвозди. Поэтому каски в схроны никогда не тащим, оружие и металлическую амуницию укладываем ещё глубже. Роется глубокая щель на дне, подальше от поверхности.
— Ни хрена себе, ты бомбоубежище вырыл, — стою рядом с веселого вида бойцом. Захаров почти всегда весёлый. Откопал щель почти в полный рост под деревом. Это правильно, ствол дополнительную защиту даёт.
— Мы — вятские, мужики хватские. Семеро одного не боимся… — дальше он не продолжает, дальше похвальба превращается в самопосрамление.
— А чем сверху закроешься?
— Так вот же! — Захаров пинает рюкзак с грунтом. Тоже правильно. Залез, мешок сверху и только прямое попадание туда-сюда полметра его похоронит. Метр и дальше только напугает.
Наблюдательные посты, три штуки, на деревьях повыше. Как их устраивать, тоже целая наука. Главное — возможность быстрого спуска, ну, и незаметность.
Мы всегда так делаем, если останавливаемся хотя бы на ночь. И сейчас у меня нехорошие предчувствия. Которые усиливает пролетевший чуть в стороне от нашего леса самолёт странной конструкции. Летающая рама какая-то. Только второй раз такой вижу.
Там же, время 21:20.
Предчувствия меня не обманули. Только что закончился доклад двух групп разведки. По обе стороны на той стороне реки, которая здесь в истоках, скорее, ручей, непрерывная цепь сторожевых постов.
— Что с другой стороны?
— Замечено движение грузовиков, — докладывает Дима. Он не только снайпер, как раз ему сподручнее наблюдение с деревьев вести, где он частенько устраивается. Снайперу удобно работать верхоглядом.
— В разрывах между деревьями, — уточняет он, — в самих перелесках накапливается пехота, я так думаю.
— Думаешь или что-то видел?
— Что-то видел, — вздыхает Дима, — где куст шевельнётся, где блеснёт что-то…
И ещё одно мне не понравилось. Чрезвычайно не понравилось. Вокруг постоянно летал самолёт, скорее всего, наблюдатель. Не только я его заметил. То есть, и сверху над нами присматривают.
Нас обкладывают. Напряжённо думаю минут десять, изучаю карту. Затем встаю, отгибаю нависшую еловую ветку, всех отпускаю. Меня радист ждёт, хотя и не знает об этом.
Там же.
23 августа, суббота, время 05:10.
Старший лейтенант Никоненко.
Лежим в ста метрах от лесополосы наискосок к нашей берлоге. Меня переполняет злое нетерпение и бешеный кураж. Люблю это ощущение, когда чувствуешь, что можешь всё и можно всё. Раны не замечаются. Все правила нахер! Ударить ножом в глаз — замечательно! Полоснуть по живому очередью и добить штыком или просто свернуть шею ударом каблука — здорово! Это враг и с ним можно делать ВСЁ! Вжимаюсь в землю, но в теле ощущение яростного полёта.
Злорадно наблюдаю за дымящейся полосой леса. Только что по ней ударили пешки, целая эскадрилья, теперь бомбят чуть дальше, а перед нами продолжают обработку пулемётами. Стволы у них серьёзные, отсюда вижу, как режутся пулями толстые ветки.
Неприятный вой летящих на землю бомб сейчас веселит несказанно. Что, гансы, не сладко? Не только у вас авиация есть.
Если нас блокировали со всех сторон, значит, знают, где мы. Так я вчера рассудил и составил радисту длиннейшую радиограмму.
— Нас же запеленгуют! — радист Женя лупал на меня растерянные глаза. Да, это было нарушением всех инструкций.
— Нас уже засекли и завтра будут брать. Передавай!
Передали наши координаты, условные сигналы, пароли на будущее, когда вырвемся. Если вырвемся. И пол-пятого утра прилетели железные птички. Почему-то без истребительного сопровождения. Себя обозначили двумя белыми ракетами вверх, дойчей двумя зелёными горизонтально в их направлении. Лидер эскадрильи качнул крыльями, и началось веселье. ФАБ-25, не меньше. Даже нас, за двести-триста метров подбрасывало.
Мы переоделись в родную форму РККА. Маскировка под солдат противника — наш обычный стиль войны, но на время маски сброшены. Сейчас мы никем не притворяемся, мы — бойцы РККА.
Увидев, что пешки сотворили с позициями дойчей, убеждаюсь: мы вырвемся. Такого способа прорыва гансы точно не ожидали…
— Вперёд! Быстро! Пленных не брать! — наконец-то можно дать волю бешено рвущейся наружу энергии.
Растерянное лицо не успевшего встать немца — удар каблуком, хруст костей. Шевеление в кустах, проявившихся сквозь спадающую пелену дыма и пыли — автоматная очередь, стоны, проклятья. Что, всё?!
— Захаров! Прабабку твою через коромысло три раза! Какого хрена пленных взял?!
— А чего с ними делать? Руки подняли, оружие бросили… — парень растерянно хлопает глазами.
Ругаюсь, но прекрасно его понимаю. Бывает, не удержишь руку, когда фриц руки к небу тянет, но если удержал, то всё. Считай, выжил фашист. Ладно, разберёмся.
— Кузнецов! Действуй по плану! Всем! Две минуты на сбор боеприпасов и продуктов.
Сержант Кузнецов собирает вокруг себя ещё пятерых. Это новички, пусть поучатся и поживут. Вчера
