заметной тяжестью ложатся на плечи Лощёного, — мне должны были прислать старшего майора, фамилию которого тебе знать не обязательно. Договорённость одобрена… сам понимаешь кем. Так что сегодня же уезжаешь в Москву и там напомнишь Берии, кого я здесь жду.

— Но…

— Это приказ. Тебе нужно решение твоего начальства? — снимаю трубку, мне не трудно. До Фомича быстро не достучаться, но у него замы есть.

На которых пришлось надавить.

— Так. Товарищ комиссар, мне ничего не стоит снять вас с генеральского обеспечения и лишить кое-каких премий. Каких? Вот и узнаешь, каких. Мне похеру, с одобрения Фомича ты это сделаешь или своей властью, только чтобы завтра этого фрукта здесь не было.

Трубку не швыряю, кладу аккуратно. С удовлетворением отмечаю, что этот контраст гневного на грани ярости тона и спокойных жестов сильно бьёт по самообладанию «фрукта».

— Другие вопросы есть, товарищ старший лейтенант?

Лощёный растерянно мотает головой, других тем у него нет.

— Начальнику своего отдела передай мою убедительную просьбу прибыть ко мне завтра. О времени договорится с канцелярией. Всё, свободен.

Выучки и выдержки у него ещё хватило вытянуться, отдать честь и чётким шагом удалиться за дверь. Показалось даже, что каблуками щёлкнул по старорежимному. Почему-то мне это понравилось.

С его начальником поговорю сначала в узком кругу. Не проймёт — вызову на Военный Совет.

25 августа, понедельник, время 13:15.

Минск — аэродром в Мачулищах — борт № 1

От штаба еду вместе с Эйдельманом. Борьки нет, он на занятиях в дивизии ополчения. Уже в качестве инструктора. Растёт парень. Оно и для него полезно, знания и навыки углубляются до мозга костей, когда начинаешь сам обучать.

Меня сейчас Яша беспокоит. Вот не думал, не гадал, что придётся ещё роль духовного отца на себя брать. Или психолога. Сильно мне не понравилось тоскливое выражение его глаз, которое до сих пор окончательно не исчезло.

— Товарищ генерал… — обращается Яков, когда мы из столовой выходим на улицу, пахнущую дождём и особой свежестью после грозового ливня. Солнышко пытается выглянуть из-за облегчённых дождём туч, но не всегда ему удаётся.

— Дмитрий Григорич, — поправляю его. Не знаю, поможет ли, но попробовать стоит.

— Когда мы одни, и тема не официальная, можешь по имени-отчеству обращаться.

Садимся в броневик. Саша деликатно размещается рядом с водителем.

— Что хотел сказать-то, Яша? — так или нет, но впечатление, будто желание Якова выговориться тает.

— Понимаете, — он вздыхает, в тёмных семитских глазах проявляется древняя грусть древнего народа, — мне становится ясно, что армия не для меня…

— Это я с первой нашей встречи понял, — проявляю нетерпение, — трудности в чём?

Удаётся мне вызвать у него удивление. Не шокового уровня, но достаточно сильное. Откуда-то я знаю, — память Кирилла Арсеньевича настоящая кладовая, — что таково назначение этой эмоции, смывать предыдущие впечатления. Мне это и нужно.

— Ну, как же… мне же придётся на военной службе находиться…

Выезжаем из Минска. Ничего не опасаемся, линия фронта далеко, а погода нелётная. Выходим на трассу.

— Ополчение — особая статья, Яша. У них и присяга своя, почти такая же, но есть тонкости. Тебе вообще волноваться не о чём…

Пока едем, объясняю.

— Не относись к этому слишком серьёзно. Ты — не военный, ты — гражданин страны, попавшей в тяжёлое положение, и помогаешь ей, как можешь. Ополчение это не армия. У нас просто нет времени готовить из вас профессиональных военных. Заметь, что военврачи, несмотря на полную…

Хотел сказать «интеграцию», и он бы меня прекрасно понял, только слово не совсем из этого времени и не пользуются им военные.

— Короче, они надели на себя военную форму, а сами продолжают заниматься своими делами. И безупречного знания уставов и строевую подготовку никто с них не требует. Вот и ты, студент мехмата, находишься на студенческой практике. Выполняешь серию лабораторных работ, ведёшь семинары и всё такое.

— Интересная постановка вопроса, Дмитрий Григорич, — Яков оттаивает, первый раз называет меня на штатский манер.

— А то, что приходится носить военную форму, козырять и всё остальное… ну, тебе же не кажется странным, что в жарких странах приходится носить соломенные шляпы или какую-нибудь чалму? Или тепло одеваться на севере? Или раздеваться до трусов, заходя в море? Ты попадаешь в непривычную среду, само собой, приходится выполнять какие-то правила и соблюдать принятый порядок. Это не помешает тебе оставаться самим собой.

Дальше молчим. Думаем каждый о своём. У Якова есть время всё переварить. Поглядываю на небо. Тучки сначала обратились в слой облаков, в котором появились разрывы. Ещё немного и можно прыгать в небо.

Всерьёз обеспокоен состоянием Эйдельмана, пропади пропадом этот лейтенантишко хоть и старший и хоть из госбезопасности. Парень представляет собой тонкий, точный и высокоэффективный инструмент. А чем сложнее любое устройство, тем оно капризнее и требует особой бережности обращения. Не понимают пока наши люди такой простой истины и всё норовят микроскопом гвозди забивать.

Что может успешно конкурировать с компьютерами, всякими там искинами и прочими фантастическими для этого времени достижениями? В период взрывного развития роботизации произошёл на одном из таких супероснащённых западных заводов примечательный случай. Производственная линия полностью автоматизирована, но есть узкое место, которое никак не получается расшить. И один вдруг предлагает:

— Знаю систему, которая может справиться с нашей проблемой.

С него запрашивают ТТХ. Масса, периодичность подзарядки, время на техобслуживание, период непрерывной работы. Он отвечает:

— Масса 75 килограмм, плюс-минус. Восемь рабочих часов в сутки, с еженедельным двухдневным техобслуживанием… — ну, и так далее.

Все прикидывают, вроде всё нормально, подходит.

— Как называется система?

— Человек.

Мой Яша Эйдельман — искин в человеческом обличье. С возможностью самопрограммирования, самонастройки и всего остального. С неплохой постоянной и оперативной памятью и хорошим быстродействием. Методы обращения — обычные человеческие: кормить, поить, иногда хвалить. Орать и, не дай бог, рукоприкладствовать, строжайше воспрещено.

Он у меня андроид наоборот. Андроид — робот, оформленный под человека. А если человек начинает подменять собой андроид, кто он? Робота создать невозможно, но заменить его человеком, почему нет?

В литературе двадцать первого века распространены мемы: «рояль в кустах», «Мэри Сью», «Deus ex machina». Но рояли иногда выпрыгивают из кустов и в реале. Только их надо загодя готовить. Почему англосаксы легко победили американских индейцев? У них был огромный запас роялей. Они сильно превосходили индейцев и в развитии военного дела и техники. Науки у сиу и прочих команчей совсем не было. Пулемёт был одним из роялей. Вирусология — ещё один рояль. Заражали индейцев оспой.

Атомная бомба тоже рояль. Естественно, до той поры, пока у нас не появилась. Эйдельман — мой рояль.

Через час. Небо над Варнянами, расположение 603-го полка.

Рояль