войти в число тех, кому не повезло? Да нет. Нет. Не может быть таких совпадений.

– Аня, ты в порядке? – стучит в дверь Кирилл. Суетливо собираю сумочку. Зеркала в туалете пока нет. Но я и без этого знаю, что выгляжу непривычно взъерошенной и возбужденной. Поэтому следующий вопрос Кира вполне очевиден:

– Что случилось?

– Ничего.

Тяжелый взгляд проходится по мне рентгеном.

– Тебе плохо?

Невинный вроде бы вопрос. И даже оправданный, учитывая, что совсем недавно мне действительно поплохело. Но мой возбужденный мозг цепляется за него, как по команде:

– А почему ты думаешь, что мне плохо, Кирилл? Для этого есть какие-то причины?

Наши взгляды с сопляком скрещиваются. И чем дольше я на него смотрю, тем острее становится необходимость заплакать. Я почти не сомневаюсь, какой результат будет у теста, если я его сделаю. И я почти уверена, что сопляк это как-то подстроил. Потому что на дне его глаз, как он это ни прячет, страх. Лютый страх и абсолютное непонимание, что делать дальше.

Я отступаю на шаг и, прикрыв лицо ладонями, медленно стекаю по стене.

– Аня…

– Не трогай меня!

В голове бабочкой со сломанным крылышком трепыхается один только вопрос – зачем? У нас же все хорошо! Боже, у нас все прекрасно. Я никогда не была настолько счастливой. Никогда, никогда, никогда! Я засыпать не хочу, потому что жаль отпускать в прошлое еще один день с тобой. Я просыпаюсь с улыбкой на губах и первым делом тебя целую! Я таю… таю… таю… От того, что ты такой. Мой. Самый лучший. Для меня созданный. Я с головою в тебе тону. Я, блядь, доверяю! Ты представляешь, что для меня значит кому-нибудь доверять? После всего, что со мной было.

– Аня, послушай, малыш, не надо сидеть на холодном полу.

– Просто… Как ты это сделал, Кир? Скажи? Как?

Я вскидываю ресницы. От равнодушия Кирилла ничего не осталось. Его взгляд мечется. На скулах перекатываются желваки. Будто что-то рвется из него, не вмещаясь под кожей.

– Ты беременна?

– А разве не на это был расчет?

Отворачивается. Нервно пробегается пальцами по волосам.

– Давай обсудим это в нормальной обстановке. Не здесь.

В панике разбегающиеся мысли неожиданно тормозят. И шум в голове стихает. Я все понимаю. Все вижу кристально ясно.

– А что здесь обсуждать, Кирилл? Ты знал, что я не хочу от тебя детей.

Я намеренно говорю «от тебя», чтобы причинить ему максимальную боль. Может быть, не такую, как мне причинило его предательство, но все же… Но все же.

– Теперь-то он есть, – вскидывается сопляк.

Страшно тебе, Кирюша? Мне тоже.

– Это всегда можно исправить.

Я встаю. Он медленно поднимается следом.

– Ты не можешь… – Голос Кирилла ломается. Он несколько раз дергает кадыком в заранее обреченной попытке с ним справиться.

– Кто сказал?

– Я. Это должны решать оба родителя.

Да он в панике. Закрываю глаза, впитывая ее. Не знаю, как это работает, но моя собственная растерянность при этом сходит на нет.

– Почему же ты лишил меня возможности выбирать? Как ты вообще это провернул? Ну же, Кирилл, куда делась твоя смелость?

– Подменил таблетку в самолете.

Прикрываю глаза, вспоминая тот эпизод. Мысли складываются в неустойчивую уродливую конструкцию. Слезы бесшумно текут по лицу.

– Ты совсем больной? – толкаю сопляка в грудь. – Ты хоть понимаешь, как прием противозачаточных мог отразиться на плоде?! Если уж похрен, как оно отразится на мне…

– Никак. Я читал. Но мне не похрен. И поэтому на всякий случай я заменил таблетки.

– На что?

– На таблетки сахарозаменителя. Они очень похожи. Просто один в один.

И снова эта чертова сводящая с ума амбивалентность. Да, он подменил мои противозачаточные, но даже при этом позаботился обо мне. Позаботился так, как подсказало его больное воображение. Нормальному человеку, конечно, такое даже в голову бы не пришло.

– Это солнышко, – шепчу я, слизывая слезы с губ.

– Что?

– Наши качели сделали полный круг. Солнышко. Вы разве не так это называли в детстве?

– Я не понимаю, о чем ты.

Ну, конечно. Откуда сопляку знать, как в моем сознании визуализируются наши отношения?

– Об эмоциональных качелях, которые ты мне устраиваешь. Считай, они сделали круг. Солнышко. В процессе я выпала и разбилась.

– Аня…

– Руки убери. Я не хочу. – Пошатываясь, иду к своей машине.

– Пожалуйста, малыш, давай сгоняем к врачу. Я виноват, конечно. У нас все так охуительно было, что я тупо струсил тебя потерять. Я бы не смог потерять, понимаешь? После всего, что было. Ты мое все…

Я понимаю. Боже, это ужасно, но я понимаю его ебучую логику.

– Ну что ж, Кирилл, считай, твой страх осуществился.

– Нет… – сопляк отступает, тряся, как пес, головой. – Нет, Ань. Ты же… ты беременна. От меня. У нас будет ребенок.

– Не будет.

– Нет.

– Да, Кирилл. Вот если бы ты подождал, все могло бы быть, но ты опять решил сыграть в бога.

– Нет, Аня. Он же ни в чем не виноват.

– Конечно. Виноват ты. Вот и живи с этим. А меня оставь в покое. – С трудом выдерживая невменяемый взгляд Кирилла, ныряю в машину. – Мы поживем с Аришей в городской квартире Виктора. Надеюсь, ты не против.

– Ты бросаешь меня?

– Я не могу жить с манипулятором. Прости.

– А я не могу жить без тебя, – шепчет он в ответ. А я смотрю на него и не могу не задаваться вопросом о том, в какой момент я научилась его читать? Ну, ведь все как всегда. А я вижу, как внутри он рушится… Обваливается и осыпается. – Ты не можешь уехать. Ты не можешь избавиться от моего ребенка, не можешь, поняла?! – теперь Кирилла срывает в реальности. Он дергает дверь, но я предусмотрительно заблокировала замки. – И Аришу забрать не можешь. Не чуди. Скоро первое сентября! Она захочет, чтобы я проводил ее в школу.

Он что-то еще кричит, но я выезжаю с парковки и еду, еду… А он бежит за машиной, как в идиотском фильме. Прости, малыш. Прости меня, пожалуйста, так надо. Если ты по-хорошему не понимаешь, другого способа я не вижу… Прости-прости-прости.

Не помня себя, доезжаю до дома. Ариша с няней и экономкой возятся