– Да, Мария, я помню, поэтому не нужно повторять еще раз. Такие подробности не интересуют лорда Бекенхема.

– О да! Джентльменов никогда не занимали домашние дела, не правда ли? Я хорошо помню, как мой дорогой отец говорил, что я настоящая болтушка, когда я принималась пересказывать ему всякие мелочи, которые, как мне казалось, позабавят и развлекут его. Но все, все, я умолкаю! Вам с его светлостью необходимо поговорить о вечеринке и, хотя я бы очень хотела остаться, вижу, что мне уже пора бежать.

Лорд Бекенхем не выказал ни малейшего желания последовать ее примеру: он просидел более часа и мог бы задержаться еще дольше, если бы в комнату не вошла Амабель. Это дало мисс Уичвуд прекрасный повод избавиться от него, что она и сделала, попросту сообщив ему, что Амабель должна лежать в постели, поскольку она еще слаба и измучена, и ей не следовало спускаться в гостиную. Он сразу же заявил, что уходит, но задержался, чтобы выразить леди Уичвуд свои сожаления и надежду, что воздух Бата и нежная забота, которая, в чем он не сомневается, ожидает ее в доме золовки, вскоре вернут ей силы и здоровье, и только тогда откланялся.

Оставшись наедине с Эннис, леди Уичвуд сказала:

– Он тебя просто обожает, дорогая! Тебе не следовало прогонять его из-за меня.

– Да, я знаю, что ты неравнодушна к нему, – сказала Эннис, мрачно качая головой. – Я очень сожалею о том, что приходится быть такой неучтивой, но я полагаю своим долгом перед Джеффри не подпускать к тебе столь ослепительного мужчину.

– Как тебе не стыдно, Эннис! С твоей стороны крайне невежливо потешаться над беднягой. Не подпускать ко мне – надо же сказать такое! Какие глупости ты говоришь!

– Разве? А как же мне тогда следует назвать твое поведение?

Леди Уичвуд в смятении уставилась на нее.

– Что… что ты имеешь в виду?

– Разве ты приехала сюда не для того, чтобы не подпускать ко мне Оливера Карлетона? – осведомилась Эннис, по губам которой скользнула ироническая улыбка.

Жаркий румянец заалел на щеках леди Уичвуд.

– О, Эннис…

Эннис рассмеялась.

– Не делай столь трагическое лицо, глупышка! Я совершенно уверена в том, что эта бредовая идея принадлежит Джеффри, а не тебе.

– Ох, Эннис, прошу тебя, не сердись! – взмолилась леди Уичвуд. – Я бы никогда не подумала… я всегда знала, что ты не способна на опрометчивые и безрассудные поступки. Я умоляла Джеффри не вмешиваться. Откровенно говоря, я зашла слишком далеко, сказав, что ничто на свете не заставит меня поселиться у тебя. Еще никогда я не была так близка к тому, чтобы поссориться с ним, потому что знала, сколь отрицательно ты отнесешься к подобному вмешательству.

– Оно и впрямь возмутило меня до глубины души, и я искренне сожалею о том, что ты поддалась на уговоры Джеффри, – ответила Эннис. – Но что сделано, то сделано. О, не плачь, пожалуйста! Я не сержусь на тебя, любовь моя.

Леди Уичвуд смахнула с глаз слезинки и, всхлипнув, проговорила:

– Но ты сердишься на Джеффри, а мысль об этом мне невыносима.

– Что ж, и об этом тоже поздно сожалеть.

– Нет-нет, прошу тебя, не говори так! Если бы ты только знала, как он о тебе беспокоится! Как он тебя любит!

– Я в этом и не сомневаюсь. Мы оба питаем друг к другу нежные чувства, но сильнее всего любим один другого на расстоянии, как тебе прекрасно известно. И эта привязанность ничуть не научила его понимать меня лучше. Он по-прежнему полагает меня взбалмошной девчонкой, у которой мозгов и здравого смысла не больше, чем у глупой гусыни, и которая постоянно нуждается в наставлениях, порицаниях, запретах и нареканиях со стороны старшего брата. Он считает себя намного умнее, но ты простишь меня, если я скажу, что в этом вопросе он очень сильно ошибается.

Эта пылкая и убедительная речь привела кроткую Амабель в ужас, но она храбро попыталась защитить своего обожаемого супруга от суровой критики сестры.

– Ты несправедлива к нему, милая! Крайне несправедлива! Он вечно рассказывает всем и каждому, какая ты умница – проницательная, как он выражается. Он очень гордится твоим здравым смыслом и твоей красотой, но… он знает – как же ему не знать об этом? – что в житейских ситуациях тебе недостает опыта, и страшится того, что ты можешь увлечься… каким-нибудь проходимцем, каковым, по его мнению, и является мистер Карлетон.

– Хотела бы я знать, отчего бедный Джеффри так невзлюбил мистера Карлетона? – изумленно протянула Эннис. – Рискну предположить, что тот когда-то грубо и безжалостно осадил его. Помню, как Джеффри говорил мне, что он самый грубый человек во всем Лондоне, чему я охотно верю. Он, без сомнения, самый грубый мужчина из всех, которых я когда-либо встречала.

– Эннис, – сказала леди Уичвуд, многозначительно понижая голос, – Джеффри говорил мне, что он развратник и вольнодумец.

– О нет! Неужели он оскорбил твой слух такими выражениями? – воскликнула Эннис. Глаза ее смеялись, а голос подрагивал от сдерживаемых эмоций. – При мне он не рискнул употребить их. Разумеется, именно это он имел в виду, когда назвал мистера Карлетона грубияном и крайне неприятным человеком, которого он ни за что на свете не рискнет представить мне, но когда я поинтересовалась, что он имеет в виду, он в ответ обвинил меня в неделикатности чувств и мыслей. Вот так-то! Мы с тобой, Амабель, стали взрослыми много лет назад, так что давай-ка говорить в открытую. Я очень удивлюсь, если узнаю, что холостяк калибра мистера Карлетона не имел дела с женщинами легкого поведения, но еще больше меня удивляют его очевидные успехи в этой области. Подозреваю, они объясняются его состоятельностью, а никак не обхождением, потому что его он лишен начисто. Хотя с момента первой нашей встречи он пренебрег несколькими возможностями обойтись со мной с непростительной грубостью и даже дал себе труд сообщить, что Мария может не опасаться его попыток соблазнить меня, поскольку он, дескать, не питает подобных намерений.

– Эннис! – ахнула ее светлость. – Ты, должно быть, шутишь! Он не мог сказать тебе ничего столь… гадкого и ужасно грубого!

Подобное свидетельство невоспитанных манер мистера Карлетона явно ужаснуло ее куда больше, чем обвинения в распутстве, выдвинутые сэром Джеффри. В глазах мисс Уичвуд заплясали смешинки, но она ограничилась тем, что сказала:

– Подожди, пока не встретишься с ним сама.

– Надеюсь, что мне никогда не придется встречаться с ним! – заявила Амабель с видом оскорбленной невинности.

– Но тебе обязательно предстоит это знакомство, – резонно возразила Эннис. – Не забывай, что его племянница – и подопечная – поручена моим заботам. Он часто бывает здесь, дабы убедиться в том, что я не поощряю ухаживания за ней со стороны таких охотников за приданым, как Денис Килбрайд, и не нарушаю правил приличия. Если хочешь знать, он считает меня неподходящей кандидатурой для того, чтобы опекать Лусиллу, и не стесняется напоминать мне об этом. Мне говорили, что с бонвиванами такое случается частенько: они становятся строжайшими поборниками нравственности, едва только речь заходит о женщинах из их семейств. Полагаю, это объясняется тем, что пороки и ухищрения соблазнителей им прекрасно известны по собственному опыту. Кроме того, дорогая моя, как ты сможешь уберечь меня от него, если собираешься выбежать из комнаты, едва он войдет в нее?