— Здесь есть, — говорит Сеит.

Но мне не верится. Почему-то кажется, что все гнезда разорены и пусты. Около рощицы проходит дорога, хоть и нелегкая эта дорога, все же люди здесь бывают. Кто-то мог полюбопытствовать и взять птенцов. Так, на всякий случай…

На одном из деревьев чернеет сквозь зелень листвы гнездо. Я лезу по скрипящему стволу туранги. Все выше и выше. Гнездо, как крыша дома, заслоняет все небо. Весит оно, наверное, не меньше центнера! И я уже понимаю, что не смогу дотянуться до его края, тем более, заглянуть внутрь. Гнездо неприступно… Очень жаль, хотелось бы сфотографировать его сверху.

А Сеит кричит:

— Птенец там! Большой! Шевелится… Встает!

Но я ничего не вижу, кроме торчащих перед глазами сучьев и веток. Делать нечего, спускаюсь вниз… Но Сеит не сдается. Он уверяет, что сделает так, что можно будет снимать.

— Ремень есть? — спрашивает он.

Я отдаю ему свой ремень. Сеит обхватывает руками и ногами ствол дерева и быстро добирается до первой развилки.

— Подай вон ту палку! — командует он сверху. Я с трудом поднимаю здоровенный обломок дерева. Один конец его Сеит упирает в развилку, а второй поднимает выше гнезда, привязывает ремнем к туранге. Пробует свое сооружение на прочность и лезет вверх. Вот голова его приподнимается, над гнездом. С земли видно, как птенец встает и делает выпад в сторону человека.

— Ойбой! — отшатывается Сеит. Втянув голову в плечи, он смотрит вниз. Глаза его сияют.

— Вот он, — говорит Сеит. — Хорошо видно!

Но снимать все равно нельзя. Сеит сбрасывает вниз обломок дерева и спускается сам. Птенец внимательно следит за нами из своей крепости.

Несмотря на неудачу, я радуюсь, что это гнездо оказалось таким надежным и неприступным…

Самым необыкновенным было пятое гнездо.

В низовьях Каратала немало тугаев, есть в них и высокие деревья. Но гнездо орлана обнаружилось километрах в пяти от реки, в пустыне Бестас, и вовсе не на дереве.

Ехали по пескам… Неожиданно впереди показалась ослепительно-белая, как будто покрытая снегом, равнина. Это был овальной формы солончак длиною километра в два и около полутора шириной. Посередине солончака темнело нечто, похожее на шалаш или старую копну сена.

На этот раз моим спутником был егерь Александр Петрович.

Александр Петрович смотрит в бинокль и говорит:

— Орланы… На гнезде две птицы.

— Орланы гнездятся на деревьях, — замечаю я, так как знаю это и по своему опыту, и по литературным сведениям.

— Нет, не только на деревьях, — возражает егерь. — Я наблюдаю за этим гнездом не первый год. Есть и другое, на солончаке. Да в этом нетрудно убедиться… Птицы-то на гнезде…

Переобуваемся в резиновые сапоги и спускаемся с бархана к солончаку. На белой поверхности четко отпечатываются рубчатые следы подошв. Соль держит крепко, можно было идти даже в ботинках.

Обе птицы взлетают когда мы приближаемся метров на пятьдесят. Да, это орланы-белохвосты. Распластав широкие, растопыренные на концах в виде пальцев, крылья, хищники кружат над ним. «Ки-ки-ки-ки» — дрожит в небе унылый крик…

Куда ни глянь — ослепительный блеск плещет в глаза! Над головой яркое синее небо, под ногами белая соль, а вокруг огнистые бока барханов…

Гнездо очень большое. Меряю шагами его основание — приблизительно три метра. Рассматриваю, из чего оно сложено… Ветки тамариска, джузгуна, песчаной акации. У самого основания — ствол белого саксаула толщиной в человеческую руку! Как могли орланы принести его, ведь саксаул очень тяжелый… Кругом валяются рыбьи кости, скелеты, выбеленные солнцем, головы судаков и сазанов. Здесь же лежат три лысухи и лапа зайца-толая. Но где птенцы?

— Тут птенец! — слышится голос Александра Петровича.

Да, за гнездом на солончаке лежит птенец. Он мертв… Глаза задернуты бледными веками. По разлохмаченной груди и раскинутым крыльям бродят зеленые мухи. Произошла какая-то трагедия!

Александр Петрович что-то внимательно разглядывает на солончаке.

— Волки были. Два волка…

Изучая волчьи следы, егерь уходит в сторону барханов. Я фотографирую гнездо, птенца и возвращаюсь к машине. У края солончака песок взрыт, здесь прошли две лошади. Мелькает догадка… Наверное, гнездо разорено не волками, а чабанскими собаками. Они бежали за наездниками, а потом повернули к солончаку.

Когда Александр Петрович возвращается, я показываю ему следы лошадей и высказываю свои соображения. Но он не соглашается со мной. Настаивает, что птенцов погубили волки, ведь следы повели в глухие пески, где на много километров нет никаких чабанов. Каждый зверь тащил по одному орленку. Выходит их в гнезде было три… Третьего волки загрызли, но унести не смогли.

— Это произошло ночью, — говорит егерь. — Днем бы орланы не подпустили к гнезду даже волков.

Почему орланы загнездились на голом солончаке? Ведь это очень опасно. К тому же, совсем недалеко растут высокие деревья…

Мы приходим к такому выводу. Орланы построили свое гнездо очень давно. Тогда здесь было озеро, а не солончак. Наверное, из воды торчала кочка, на которой и начиналась постройка. Потом вода ушла, осталась одна соль, но орланы по привычке продолжали жить на своем месте. Прежде по воде добраться до гнезда было, не так-то просто, а теперь по твердому солончаку свободно мог подойти любой зверь.

— На следующий год они сюда не прилетят… — заключает егерь.

Шестое гнездо тоже оказалось пустым и рассказывать о нем нечего.

Итак, из шести гнезд, в каждое из которых в среднем откладывается два яйца, благополучно вывелся один птенец. Всего один! И в большинстве случаев причиной их гибели оказался человек…

В последние годы много говорится об охране животных, особенно редких. Когда я слышу или сам говорю слова: «Не трогайте орланов, не стреляйте, не разоряйте…», мне как-то неловко. Ведь это прописные истины, кто их не знает. Но иногда приходится слышать в ответ: «А зачем нужен орлан? Это не заяц, которого можно, по крайней мере, съесть, не фазан, не курица… Зачем вообще орлан?»

Такие вопросы ставят в тупик. Как объяснить, зачем нужен орлан? Редкая птица! Только и всего? Или нечто большее?

Вот я стою на высоком бархане. Желтая волнистая равнина тянется до самого горизонта. Вокруг меня небо — и вверху, и даже внизу.

Вдруг словно иголкой укалывает пронзительный крик: «Ки-ки-ки-ки». Я поднимаю голову и слежу за полетом большой хищной птицы. Она ходит широкими кругами, как по невидимой спирали ввинчивается в синеву. На каком-то витке, под каким-то углом к солнцу сверкает белизной хвост птицы. Это орлан-белохвост!

И как бы ты не устал, как бы не был огорчен и подавлен, тебя наполняет острое чувство жизни, ты возродился, прогнал прочь отчаяние и тоску, ты