* * *

Спустя четверть часа они входили в огромную прихожую Платоновской «берлоги». Берлога была хороша на диво: истинно петербургские апартаменты в старинном особняке. Прямо под балконом текла река Мойка, шныряли прогулочные катера, и голос водоплавающего экскурсовода повествовал о последней квартире Пушкина.

Роджер как раз вернулся с балкона в большую, с высоченными лепными потолками, комнату, когда из коридора вошла девушка. Молодая, симпатичная, но какая-то забитая, что ли. С повадками не то монашки-послушницы, не то пребывающей в трауре кавказской вдовы.

– Это – моя Настя, – лаконично представил Викинг, и тем ограничился.

Послушница Настя на мгновенье подняла глаза. Когда они встретились со взглядом Роджера, отчего-то вдруг заполошно метнулись взад-вперед. Монашка тотчас потупила взор и быстро ретировалась. «А это ещё что за фокусы? – подивился Роджер. – Испугалась – будто аспида узрела!».

И ещё ему подумалось, что глаза эти он где-то уже видел. Причём – совсем недавно.

Но додумать мысль ему не дали: Викинг, необычно приподнятый после Васылева триумфа, налетел на подполковника, приобнял могучей дланью и принялся ворковать какую-то чушь своим неухоженным басом.

Потом всё шло, согласно протоколу: обильный стол, тосты за маэстро, за музыку, за искусство вообще… «Чёрный человек» сидел по правую руку от виновника торжества, совсем, кажется, не пил, ел мало, говорил ещё меньше. Произнёс только самый первый тост (на чем настояли Васыль и профессор). Сказал негромко, без пафоса:

– Мальчик, Господь одарил тебя талантом. Но твоей музыке недостаёт одного. Ей не хватает доброты. Я пью, Васыль, за то, чтобы твоя скрипка научилась любить и сострадать. Играй людям о любви. О ненависти они слышат каждый день.

И пригубил нарзан из бокала.

По ходу застолья внутри Ледогорова вызревало неясное беспокойство. Ему захотелось снова взглянуть на непрояснённую послушницу, которая три минуты посидела за столом, опустив очи долу и не проронив ни слова. После чего растаяла, как призрак.

Кто же она такая, кем приходится профессору? И отчего так испугалась его, Весёлого Роджера?

Подполковник поднялся с дивана и ленивой походкой профланировал в кухню. Но там вместо искомой «монашки» обнаружил Овидия, который курил подле форточки. Ледогоров напустил на себя вид беспечного гостя, слегка расслабленного водочкой и потому отчасти бесцеремонного:

– Слушайте, Васыль! А что это за девушка мелькала, когда мы только пришли? Она что – родственница Георгию Борисовичу?

– Георгию Борисовичу она никто и звать ее никак, – процедил сквозь зубы Овидий, не поворачиваясь к собеседнику.

– Теперь понятно, – констатировал Роджер. – Вот только зачем Георгий Борисович ее в дом пускает, если она – никто?

Вся радость от сегодняшнего концерта мгновенно улетучилась, Васыля захлестнула ярость. К нему снова это пришло – как месяц назад он остался заночевать у Платонова и как среди ночи к нему под одеяло скользнула Настя. Та самая – несостоявшаяся Платоновская невестка, которую профессор пригрел в доме и зовёт дочкой.

Жарким телом она прижалась к Васылю, оглаживала руками, шептала с удушливым придыханием:

– Ну? Что же ты? Иди ко мне, не бойся! Старый козёл дрыхнет – пушками не добудишься!

С той ночи Васыля душила тяжкая злоба. Нет: не на подлую тварь, пригретую доверчивым Платоновым, а – на себя же самого. Стыдно и больно!

Стыдно – что не прогнал её тогда, не устоял перед руками, обнимавшими его в полутьме занимающегося утра. А больно – оттого, что понимал: вся она – фальшивая, как подделанная сторублёвка. И лгут ласковые руки ее, и губы лгут, и лжет разыгранная страсть с придыханием. Страсть к нему, низкорослому, плешивому уродцу.

Знал, понимал, но – жадно целовал, и ненасытно владел ею, красивой и гибкой. И каждую минуту помнил, что владеет – чужим, что ворует в доме у своего учителя.

И совсем не удивился, когда после шквала страстей, обессиленный и опустошённый, он услышал тот же вкрадчивый голос, нашептывающий уже совсем другие слова:

– Васыльчик, любимый, бросим их всех! Эту страну дураков, где никогда ничего хорошего не будет. Уедем в Америку! И будем мы – трое: ты, я и скрипка. Я стану твоим правым плечом, твоим импресарио. Перед тобой будут стелиться лучшие концертные залы мира! Поехали, Васыльчик?

Помнится, он даже засмеялся. Хрипло, скрипуче. Смехом рассохшейся двери, за которой – изгаженный нужник. Вот он, момент истины! Понятно теперь, откуда вдруг такая страсть к нему, красавчику-Квазимодо!

Вот тогда он её прогнал. И тотчас поднялся сам. Не зажигая света, кое-как оделся и выскользнул на лестницу – тихо, как вор. Да он и был вором.

А неделю спустя она улучила момент – пришла к нему снова. И он опять не смог отказаться от ладного, на всё готового тела…

И вот теперь этот столичный хмырь выспрашивает про неё. Зачем? И почему – у него, Васыля? Случайно, или..?

Привычно загнав сигарету в угол рта, Васыль развернулся на пятках и прижал кухонный тесак к Роджеровому горлу:

– Ну ты, пёс легавый! Не суйся в чужие дела, или я тебя выпотрошу, как помойную кошку!

Сравнение с помойной кошкой показалось Роджеру не вполне корректным. К тому же, ему ничего не стоило обезоружить неожиданного противника. Но в данный момент подполковника интересовала неадекватная реакция Васыля: чем она вызвана и что, чёрт подери, стоит за всей этой темной историей? Вот тебе и скрипичный концерт Моцарта! Концерт для скрипки и тесака.

– Юноша, положите ножик, это вам не смычок! – спокойно проговорил Роджер, не отводя взгляда от полыхающих ненавистью тёмно-карих глаз. – И скажите по знакомству: вы только меня так любите, или всё человечество?

– Всё человечество. И тебя, в частности.

Васыль как-то враз остыл. Конечно, он не полоснёт этого любознательного по глотке. Нельзя: ему, Васылю Гаращуку, предстоит свершить Большой Поступок. Самый большой и самый радостный в жизни. И не стоит ломать планы из-за какого-то паршивого подполковника.

Он убрал нож от Ледогоровского горла, бросил на столешницу. И утопил горящий взор в заоконной мути.

Доска объявлений

Компания по утилизации особо опасных отходов производит бартер для населения. Принимаем в утиль полигоны, ракетные комплексы, атомные грибы, сейсмовзрывные волны, возбудителей сибирской язвы, пятнистой лихорадки Скалистых гор и лихорадки Ку. Взамен выдаём белые концертные рояли и скрипки работы мастеров Кремонской школы.

(Санкт-Петербург, 20.. год)

С каждым днем профессор все более упрочивался во мнении: «Этот гэбистский москвич – не аксолотль бесхребетный. Он сам кого хошь на ноль помножит!». Упрочивался – и недоумевал: «Только почему же мне так хочется спорить с крючконосым стервятником, доказывать что-то? Почему кажется, будто мы с господином опричником говорим на одном языке?».