— Саша, ты права, я погорячилась, — сказала дочери Таня. — Увы, я и вправду не заметила, что ты выросла. Девятнадцать лет! Это как раз тот случай, когда цифра известна, а осмыслить ее не успеваешь… Или не хочешь. Хотя, если подумать, в этом возрасте я не только была замужем за твоим папой, но у меня уже был ребенок — ты, моя родная.

Дочь порывисто обняла ее, но тут же отстранилась.

— И что ты будешь теперь делать? Александра выжидающе посмотрела на мать.

— В каком смысле?

— Ну, после того, как ты все узнала.

— А что бы ты на моем месте сделала?

— Развелась! — категорически высказалась дочь.

— Интересно, — протянула Таня, хотя всего минуту назад думала о том же, — и как ты себе все это представляешь? Сказать своему мужу: «Уходи, ты игрок!»

— Нет, я думаю, надо сказать: «Ты меня обманул».

— Но в чем? Он никогда и не скрывал, что играет в карты. Иное дело, что я не знала масштабов игры… К тому же он сейчас лежит на больничной койке. Если ты помнишь. И неизвестно, как долго будет заживать его рана.

Тут Таня слегка пережала: она знала, что рана будет заживать недолго. Да и не хотелось ей высказываться так определенно, когда она сама еще ничего не решила. Саша — девчонка категоричная, вся в свою мамашу, но до таких судьбоносных вопросов у нее еще нос не дорос!

Потому Таня решила ее не то чтобы отвлечь, а слегка увести в сторону:

— Знаешь, Саша, в этой ситуации и твоя мать не слишком хорошо себя проявила. Но вот вчера твой отчим дал мне десять тысяч долларов, чтобы я купила в дом или нам с тобой все, что захочу.

— И ты купила.

— Конечно. Я поменяла мебель. Приобрела для тети Маши «Жигули» и себе песцовую шубу.

— Зачем тебе шуба летом?

— Считаешь, до зимы я не доживу?

— Мама, ну что ты сегодня так несмешно шутишь!.. Ты же прекрасно знаешь, что я совсем не это имела в виду. Скажи, а тетя Маша знает обо всем? В смысле, откуда взялись деньги на машину.

— Знает только, что Каретников мне их дал, а вот откуда взял, мы об этом не говорили, — сказала Таня и добавила тихо, для себя: — Но, кажется, обо все остальном она знает гораздо больше, чем своей сестре о том говорит.

— Здравствуй, Маша, — сказала она и с порога выпалила: — Ты завралась, Маша!

— Завралась, — печально кивнула сестра.

— А почему? Ты ведь сама учила меня быть честной. Рассуждала, что как ни ври, а правда всегда наружу выйдет.

— Оказалось, младшая, что учить легче, чем своему учению следовать. А мне не хотелось, чтобы ты — мой самый близкий человек — меня презирала.

— Но за что я могу тебя презирать? Какое я имею право?

— Ты-то как раз его и имеешь. Никто другой, кроме тебя.

— Погоди. Значит, это касается только меня?

— Только тебя.

Маша все повторяла за ней, как будто своих слов у нее не было. Наверное, от волнения, но Таня почувствовала, как у нее внутри все захолодело.

— Это связано с Мишкой?

Господи, как она боялась услышать положительный ответ! Такого она точно не пережила бы. Но Маша покачала головой:

— Нет! Как ты могла подумать?

Почему бы ей вдруг презирать Машу? Что ее сестра могла сделать такого недостойного? Убила кого-то? Не может быть. Что-то украла? У Тани? Смешно. Значит, это может касаться только одной области их отношений — Таниных мужчин. Вернее, одного мужчины. У нее-то и было их всего двое.

Главное, у Тани сразу вырвалось: Мишка! А почему бы и нет? Почему Мишка, свободный мужчина, и Маша, разведенная женщина, не могли бы иметь какие-то отношения. Причем здесь Танино презрение? Она сама от своего первого мужа отказалась. Если уж на то пошло, пусть бы он достался по-настоящему достойной женщине.

Надо же, почему Таня всегда считала, что уж Маша всяк ей не соперница. Ее старшая сестра вовсе не старая и к тому же красивая, умная женщина. Да и вообще, ее сестра даже моложе Мишки. На целый год.

Это Таня своей болезнью, тем, что Маша вынуждена была взять на себя роль опекунши, состарила ее. Не внешне. Морально. И что Маша такого могла сделать, что теперь мучается, и плачет, и прячет от нее глаза?

Да Таня ей жизнью обязана. Жизнью и здоровьем. И что так долго была счастлива с Мишкой.

Но что это, она опять забуксовала на своем первом муже? Маша ведь сказала: не он.

— Я не хочу знать, в чем ты передо мной виновата, — твердо вымолвила Таня, — даже если это и так, знай, я тебя прощаю.

— Ты всегда была доброй девочкой, — сказала Маша, и глаза ее увлажнились.

Доброй девочкой! А в чем была ее доброта? В том, что сама была счастлива, а о сестре если и вспоминала, то снисходительно: «Бедная Маша, ей так не везет!»

Она села за стол напротив сестры. Надо же, и в этом они были разными. Маша любила сидеть на кухне, а Таня всегда старалась доделать свои дела и уйти в гостиную.

— Маша, я всю жизнь относилась к тебе как последняя свинья! — сказала Таня.

— Чего вдруг такое самобичевание?

— Того. Лучше поздно, чем никогда.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — отмахнулась от ее заботливости Таня. — Вчера я из-за тебя переволновалась. Как представила себе, что ты в аварию попала и я как бы своими руками тебя убила.

— Попей-ка, дружочек, валерианочки. Неделю.

— Думаешь, без лекарства я с собой не справлюсь? Нет, хватит, поизображала из себя нервную барышню, будет!

— Что будет, солнце мое?

— На работу я устраиваюсь.

— Ты вроде говорила, Леня против.

— Мало ли что я говорила и мало ли кто против! А теперь решила на него больше не оглядываться.

— Не оглядываться на мужа? Это что-то новое.

— Новое, ты права. А если точнее, хорошо забытое старое. Разве прежде я была такой зависимой от чужого мнения?

— Я опять ничего не понимаю.

Маша поднялась с кухонного табурета и стала ходить по кухне, сложив руки под грудью. Казалось, в эту минуту она решает что-то важное для себя. Да и появившаяся в ней в последние дни суетливость не исчезла. Она будто с трудом заставляла себя слушать сестру…

— Видишь ли, я вдруг поняла, что последние пять лет жила на каком-то надрыве. То есть со мной происходило то же самое, что происходит со всеми людьми: им то везет, то не везет, здоровье то хорошее, то плохое, соответственно, и перемены в настроении. Люди вокруг меня совершали не только хорошие поступки, но и плохие. Действовали правильно или ошибались, а я вдруг решила, что у меня такого быть не должно. Если уж раз повезло, то пусть везет все время! А еще я присвоила себе право судить других людей, забыв истину дедушки Крылова: «Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?»