ведёт себя на тренировках. Все именно так и думают, — добавляет Вьюга.

Соседняя с моей комнатой, комната Джована!

Я смахиваю несколько слезинок. Это то, что все думают?

— Почему вы не сказали мне? — шепчу я.

Они заметно поникают на моих глазах.

— Не наше дело, — нехотя говорит Лёд.

Я встаю из-за стола, потрясённая. Слышал ли Джован этот разговор? Я знаю, что моё лицо краснеет. Я выхожу из обеденного зала и жажду скрыть это. Я сбегаю в свою комнату. Сегодня днём я не пойду на тренировку. Вместо этого я зароюсь под меха. Я закрываю лицо и вздыхаю.

Дверь распахивается. Почему я?

— Уходи. Я не буду сегодня тренироваться, — мой голос приглушает куча меха, под которым я прячусь.

Он вырывает меха из моей хватки.

— Почему? Ты больна? Я видел, как ты до этого выбежала из зала. Мне позвать Садру? — спрашивает Джован.

Почему он так много разговаривает?

— Нет, я не больна. Я просто не хочу никого видеть, — говорю я.

«Я не хочу видеть тебя», — молчаливо добавляю я. Я встречаюсь с ним взглядом и отвожу глаза, натягивая меха.

Джован наклоняется над кроватью и берет мой подбородок, заставляя меня поднять голову. Я закрываю глаза.

— Ты скажешь мне, что не так, — допытывается он.

Я трясу головой, освобождаясь от его хватки, и откатываюсь в сторону.

— Нет. Оставь меня одну, — шепчу я.

— Олина… кто-то обидел тебя? Я редко видел тебя такой подавленной. Это… женские дела?

Я выжила в Куполе только для того, чтобы умереть от стыда. Я качаю головой и слышу позади себя его взволнованный вздох.

— Ну, в таком случае, — говорит он.

Его вес смещается на кровати.

Я откидываю голову, и передо мной появляется груша.

— Груша, — ухмыляюсь я, садясь.

Он смеётся над моей реакцией.

Он прислоняется к стене за кроватью.

— Да. Я закончил развлекаться, заставляя тебя бросать их, пока я стреляю.

Я смотрю на него. Мой рот открыт.

— Ты делал это для забавы? Это так… подло, — говорю я.

Его ухмылка не может стать ещё шире.

— Я всё ещё был зол на то, что ты сбежала. Ты не представляешь, как весело было наблюдать за твоим лицом. И в обеденном зале тоже. Эти страдания компенсировали те муки, которые я испытывал.

Я смотрю на него. Он заставлял меня бросать их целую неделю. Я вполсилы бью его по руке, но меня слишком отвлекает груша в его руке.

Я смотрю на него. У меня перехватывает дыхание от веселья в его глазах. Я вспоминаю, что все думают, что мы спим вместе, и отворачиваю голову.

— Груша должна была поднять тебе настроение, — говорит он через мгновение.

— Так и есть.

Я колеблюсь, решая, стоит ли ему говорить. Может быть, будет лучше, если это сделаю я, тогда он может отстать на тренировках.

— Просто… люди болтают обо мне, — я ковыряюсь в меху.

Я не знаю, чего ожидаю. Доброго слова. Неловкости. Один из советов «на повышенных тонах», которые Аквин любит мне давать.

Я не ожидаю, что он будет корчиться от смеха.

Я хмурюсь на него и слезаю с кровати.

— Ты уничтожила мой Купол, победила моих Дозорных, — говорит он, беря себя в руки, — твои лучшие друзья — банда преступников из Внешних Колец. Ты расхаживаешь полуголая в этом костюме. И тебя беспокоит то, что люди болтают о тебе? Ты носила чёртову вуаль большую часть своей жизни, — его веселье иссякает, его осеняет мысль. — Что говорят? Это должно быть ужасно.

— Не беспокойся, — бормочу я.

Я не собираюсь говорить ему после такой реакции.

Он встаёт с кровати и делает один шаг ко мне. Я едва не закатываю глаза, прежде чем вижу, что он держит в руке мою грушу. Я поднимаю глаза и встречаю его взгляд.

— Только не моя груша, — я издаю стон.

Он смотрит на фрукт. Перекатывает плодоножку между большим и указательным пальцами, так что груша крутится.

— Скажи мне. И я отпущу грушу.

Его выражение лица бесстрастное, но в глубине его глаз горит доля юмора. От этого захватывает дух. Я отворачиваюсь от этого зрелища и взвешиваю последствия. Я очень хочу эту грушу. И если я скажу ему, возможно, он переселит меня в другую комнату.

— Они называют меня потаскухой, — моё лицо теплеет. — Кажется, все думают, что мы… что мы… спим вместе, — неуклюже заканчиваю я и смотрю на массивные ботинки передо мной.

Хотела бы я раствориться в камне подо мной. Я бросаю быстрый взгляд на грушу.

— И это всё? Кто, как ты думаешь, распустил этот слух? Мне нужно было как-то присматривать за тобой, не вызывая подозрений.

Его слова настолько шокирующие, что не совсем доходят до меня.

— Ты… что? — спрашиваю я.

— Я поощрял разговоры. Это было несложно. Ты красивая женщина.

Его комплимент теряется, когда моё зрение окрашивается в красный. Всё его внимание с тех пор, как я здесь, было частью представления, чтобы удержать меня от повторного побега.

Он ухмыляется и подносит грушу ко рту.

— Не. Кусай. Её, — говорю я мрачным голосом.

Было ошибкой сказать это. Я вижу блеск в его глазах за секунду до того, как он подносит грушу ко рту и откусывает мягкую мякоть. Как только я вижу, что её сладкий сок стекает по щетине на его подбородке, я теряю дар речи. С придушенным криком я бросаюсь на него.

Чего бы он ни ожидал, это было не оно.

Я выбиваю из него дыхание. Надеюсь, он подавится этим чёртовым фруктом! Я пользуюсь его неустойчивостью, и он оказывается на спине раньше, чем успевает прожевать три раза.

Я отбегаю в сторону до его ответной реакции.

— Ты это заслужил, — говорю я. — Ты распустил слухи! Поверить не могу. Знаешь, не очень приятно, когда тебя называют потаскухой. Особенно, когда ты не заслуживаешь этого звания. Думаю, ты должен извиниться. И ты съел мою долбаную грушу!

Я замолкаю, когда Джован вскакивает на ноги и бросает на меня такой взгляд, полный смертоносного обещания, что я кидаю взгляд на дверь. Внезапно Джован кажется намного больше. Ширина его плеч в два раза больше моей. Возможно, мне следовало бежать сразу.

— Ты хочешь извинений? — спрашивает он. — Как именно ты собираешься получить их?

Я фыркаю на него.

— Посадить тебя на задницу будет достаточно.

Я выпячиваю бедро и ухмыляюсь ему. Он приближается ко мне.

— Я мечтал о спарринге с тобой с тех пор, как увидел вас в Куполе. Наверняка ты тоже об этом мечтала? — говорит он.

Мы обмениваемся улыбками.

— Итак. Если ты прижмешь меня, ты получаешь