Жизнь словно остановилась. Все то, что было важным еще пару дней назад, теперь утратило свою ценность. Все, чем она жила, потеряло смысл. Она сама придумала себе «розовую» сказку, в которой благополучно провела последние пару месяцев. И так ведь счастлива была в этом выдуманном мире! И как же мучительно больно оказалось возвращаться в реальность. Так трудно поверить в то, что жизнь, которой ты жила, обман, а на самом деле ничего у тебя нет. Только тяжелое прошлое за плечами, которое никогда не удастся забыть. И что может быть страшнее пустой и бессмысленной жизни, когда нет ради чего жить?

Достав спортивную сумку, Аня принялась собирать свои вещи. На слова Калинина о том, что жить она должна в его доме, ей было плевать. Больше ему не удастся ее запугать. Она устала бояться.

А вскоре появился и он сам. Положил перед ней коробочку, на которой был изображен смартфон. Тонкий, сенсорный. Такой она в рекламе видела — стоил он бешеных денег.

— Мне ничего от тебя не нужно, — едва взглянув на подарок, покачала головой Аня.

— Возьми, — мягко, но настойчиво попросил он.

— Чтоб звонки мои прослушивать? — усмехнулась она.

— Номер тот же, — проигнорировав ее реплику, сказал Калинин и обвел взглядом диван с раскрытой сумкой и сложенной ровными стопками немногочисленной одеждой.

— Я ухожу, — в свою очередь сообщила Аня. Взглянула ему в глаза, пытаясь предугадать его реакцию. Впрочем, хоть что он говори, ее уже ничто не остановит. Не будет же он насильно ее держать в своем доме?!

Но майор и не собирался ее останавливать. Засунув руки в карманы брюк, молча наблюдал за тем, как она складывает вещи в сумку.

Сходив в ванную, Аня забрала оттуда свое белье, сохнувшее на полотенцесушителе.

— Давай отвезу тебя, — предложил он, когда со сборами было покончено.

— Не утруждайся, — взяв сумку, она направилась в коридор.

Калинин вышел следом.

Уже на пороге, Аня вспомнила про ключи. Больше они ей не понадобятся. Она вытащила связку из кармашка сумки, положила ее на полку возле зеркала и, не оглянувшись, покинула квартиру.

До общежития, где теперь жила мать, было несколько остановок на автобусе. Решение было принято так внезапно, что Аня даже не успела толком его обдумать. Смотрела на проплывающие мимо улицы и прижимала сумку к груди, а в голове было совсем пусто. Что она скажет матери? А вдруг та не захочет, чтобы дочь жила с ней? Но ведь она ее мама. Не выгонит же она ее на улицу?!

Дверь открыл сосед. Тот самый неприятный мужик в тельняшке, с цепким взглядом.

— Ты?... А ты, что,… ? — недоуменно уставился он на нее.

Его странную реакцию на ее появление Аня списала на то, что ее просто не ждали.

— Я к маме, — Аня попыталась протиснуться в коридор, но сосед преградил ей путь.

— Стой, нет ее, — сухо ответил он, смерив ее взглядом, — похоронили уже.

Аня показалось, что земля уплывает из-под ног. Она пошатнулась, в последний миг успев рукой опереться о стену.

— Что вы такое говорите? — пробормотала, почти задыхаясь.

— То, что слышала, — пожав плечами, безразлично бросил тот.

— Когда? Почему? — голос Ани сорвался.

— Слушай, я тебе тут не справочное бюро, — презрительно глядел на нее сосед. — Долго ты о матери не вспоминала. У нее даже твоего номера телефона не было, позвонить сообщить было некому. Где ты была все это время, когда она в тебе нуждалась?

— Я ведь… я не думала… — слова давались с трудом, из горла рвались рыдания.

— Раньше надо было думать! Нечего тут теперь слезы лить! Иди туда, откуда пришла! — грубо кинул он и, бесцеремонно вытолкав ее за порог, захлопнул дверь перед самым носом.

Аня сама не помнила, как спускалась по лестнице, как выходила на улицу, потом опустилась прямо на бордюр возле подъезда. Плакала долго, пока сил совсем не осталось и не пришло понимание случившегося. Вот и все, теперь она совсем одна. Господи, да лучше бы Калинин убил ее там, у гаражей, и не оставлял ей право на жизнь. Тогда, под дулом пистолета, ей страшно было, а сейчас она понимала, что зря сопротивлялась. Один выстрел, мгновение, избавил бы ее от мучений. Нет ей места в этом мире. Она здесь лишняя.

Аня с трудом поднялась, растерянно огляделась по сторонам, словно ища помощи. С опозданием поняла, что даже не спросила, где похоронили маму. Но и идти обратно к взбешенному соседу было страшно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Она медленно пошла прочь от дома, чувствуя, что тело стало словно чужим, совсем слабым и непослушным. Дрожащими пальцами достала сигареты, спрятанные в карман куртки, и чиркнула зажигалкой. Сизый дым расплылся в воздухе вокруг нее. Аня жадно затянулась и сразу же еще и еще, пока не закружилась голова. Но хотя бы к ней постепенно стала возвращаться способность мыслить.

Совсем рядом шумела трасса, по которой проносились автомобили. Оказалось, что все это время она брела вдоль дороги и сама не заметила, как оказалась на мосту.

Аня подошла к перилам и задумчиво стала разглядывать широкую реку, протекающую под мостом. Ветер с силой трепал белокурые волосы и, казалось, что вот-вот унесет ее саму. Но Аня ничего вокруг не замечала. Она думала о том, что не должна была бросать маму. Вспоминала тот день, когда собрала вещи и ушла в малосемейку, которую нашел для нее Дима, а потом, и домой к майору, и вообще позабыла обо всем на свете, купаясь в его «любви». А в это время где-то умирала ее мама, без нее. Может быть, она звала ее… просила, чтобы разыскали ее дочь, но она, Аня, не оставила своих контактов для связи. Так противна была ей мать алкоголичка, что она предпочла просто уйти, даже не подумав о том, что той может понадобиться ее помощь. Тягостное чувство вины, словно невидимой удавкой, сжимало шею, не давало дышать. Из груди неудержимо рвались сдавленные рыдания, вот только слез уже не осталось.

Сколько она так стояла у парапета и смотрела вниз, туда, где плещется синяя гладь воды, Аня не знала. В какой-то момент она вдруг представила, как будет падать в эту непроглядную глубину. Причем, подумала об этом отстраненно, без эмоций, будто речь шла вовсе не о ее собственной смерти. Смерть ее уже не пугала. Ей больше нечего терять.

Лучше сама. По своей воле. Тихо и незаметно. Ее просто не станет и все. А они будут жить дальше, упиваться своей властью и безнаказанностью. Там, в доме, ее судьба была в руках этого Влада, словно он был богом. Он решал — жить ей или нет. Вот только кто ему дал на это право?! Его жуткие слова — «Это я оставил тебя гореть живьем» — все еще звучали у нее в ушах. Они смерти ее хотели, вот только она выжила.