Аня почти ничего не уловила из пространной тирады Воронова, липкий страх мешал мыслить. Интуитивно поняла — он говорил про нее, так, как будто ее здесь нет, или она уже была трупом, и он решал, что с этим трупом делать. Дима молчал, а вот ей хотелось кричать.

— Ань, выходи за меня, — не оглянувшись на Воронова, не повернувшись к нему, но все же от его слов изменившись в лице, повторил Дима, теперь уже гораздо миролюбивее.

Аня, напоминавшая загнанного в нору-ловушку зверька, покачала головой. Она не понимала, чего на самом деле добивался Калинин, но что бы это ни было, больше на его предложения она не согласится. Так и смотрела на него исподлобья красными от слез глазами, натужно дыша, дрожа всем телом.

— Дай-ка я.

Третий, безымянный друг неожиданно выступил вперед, потеснил Калинина и ловко запрыгнул в салон к Ане. Она тут же отшатнулась от него, насколько позволяла скованная рука, но все равно дальше середины сидения не переместилась. Он сел рядом, настолько близко, что Аня почти его касалась. Его фигура полностью закрыла от нее Диму, создав иллюзию, что она осталась один на один с врагом.  

Он был не друг, а враг, такой же, как остальные, поняла она, стоило ему открыть рот. Если не хуже.

— Аня, — начал он вкрадчиво, осмотрев ее с головы до ног, как будто примеряясь, какого размера яму для нее выкопать, — ты же хорошо помнишь, что случилось в том доме? Помнишь?

Ее губы задрожали, ресницы повлажнели.

— Вижу, что помнишь, — кивнул он довольно, — это хорошо. Так вот, Димы там не было. Там был я. В ванной комнате, где ты сидела и плакала, вот как сейчас, там был я.

Его тихие слова, жуткие в своей откровенности, беспрепятственно достигали сознания Ани.

— На тебе была кофточка, ярко-голубая, да?

У нее даже слезы высохли. Блузка, которую среди прочих вещей, в тот день купил ей папа.

— И это я тебя не убил. Это я оставил тебя гореть там. Вот он, — он качнул головой в сторону, где раньше стоял Воронов, — сжег труп твоего отца. А я оставил тебя гореть живьем. Однако тебе повезло. Как думаешь, если у меня будут из-за тебя проблемы, что я сделаю?      

Сил отвечать у Ани не было, поэтому он продолжил:

— В тюрьме я уже сидел. Тюрьмы я не боюсь. Но недавно у меня появилась семья, и я не хочу снова все потерять. Поэтому я пойду до конца и уберу любого свидетеля. По большому счету, тебя давно пора было убрать, но Дима тебя защищал — снова повезло. Но из-за тебя он пошел против нас, хотя вообще был не при делах, и если понадобится… — он не договорил, желваки на его скулах напряглись. После многозначительной паузы он все же закончил: — Если тебе себя не жаль, подумай о Диме. Я его грохну вместе с тобой.

Видимо, не увидев в глазах Ани ожидаемого согласия, ее несостоявшийся убийца неуловимым движением выхватил откуда-то пистолет, щелкнул затвором и, прежде чем она успела что-либо сообразить, направил его на ничего не подозревающего Диму.            

— Влад, ты чего?! — растерянно протянул Калинин, глядя на то, как выпрыгнувший из машины Демидов обходит его по окружности, держа на вытянутой руке нацеленный на него пистолет.

Воронов тоже опешил. Не донес до рта наполовину скуренную сигарету.  

— Ты говорил, что решишь проблему, — предъявил Влад Калинину, — а в итоге все становится хуже! Она и тебя готова сдать! Проще завалить вас обоих и дело с концом!

Дима кинул вопросительный взгляд на Воронова, но тот молчал. Затем посмотрел тревожно в сторону машины, из салона которой выглядывала Аня. На ней не было лица, но она больше не пряталась. Во все глаза завороженно и испуганно следила за Владом, готовая в любой момент броситься к Диме. Если бы не наручники, наверное, так бы и сделала! Смерть любимого, да еще по ее вине, она не переживет!

— Влад? — с сомнением в голосе позвал Калинин, но тот лишь выше задрал пистолет. — Не, мужики, подождите! — заволновался Дима, но подумал в первую очередь о девушке: — Она же совсем ни при чем! Она ничего не скажет, правда, Аня?!

Все повернулись к ней.

 — Не надо, пожалуйста, — пересохшими губами выдавила из себя Аня, но ее никто не услышал. Она сама себя не услышала. Голоса не было.

— Да все она скажет! И что тогда было, и что сейчас! Сдаст и тебя, и нас вместе с тобой! Тебе же говорили! Это ты во всем виноват!

Аня шептала что-то, но ее снова и снова никто не слышал. Как во сне она наблюдала за тем, как дрожит в воздухе ствол пистолета, беспомощно чувствовала, как с головой накрывает бессилие. Силилась сказать хоть что-то и не могла. Лишь когда прогремел выстрел, голос к ней вернулся, и она закричала. Истошно, страшно.    

Аня не знала, отчего у нее больше заложило уши — от грохота выстрела или собственного крика. Она зажмурилась, чтобы не видеть той ужасающей картины, которую ей уже нарисовала фантазия, но в следующий момент услышала голос Димы.

Он был жив!

— Ты дебил, бл*?! — от неожиданности Калинин присел (как будто от пули можно было увернуться), но к тому моменту, когда Аня разомкнула глаза, он уже выпрямился, более-менее пришел в себя. — Ты что творишь?!

Влад перевел пистолет на Аню, и она, сама того не замечая, инстинктивно подалась назад, обратно в спасительную глубину салона.

— Если у меня будут из-за тебя проблемы, я вас грохну. Обоих. Поняла?        

— Ствол убери! — Дима толкнул в предплечье Влада, отводя от Ани смертоносное дуло. — Понятней не бывает!

Тот не только опустил оружие, но и вовсе повернулся к ним спиной, направился к своей машине. Калинин зло посмотрел ему вслед, кинул такой же горящий взгляд в сторону невозмутимо хранящего молчание Воронова и захлопнул дверь со стороны Ани. Обойдя машину, забрался за руль.

Уже заведясь, он, обернувшись, молча, не глядя на Аню, одним движением отстегнул наручник с ее руки, после чего резко надавил на газ, и машина сорвалась с места. Она едва удержалась, чтобы не упасть.

Сил не было. Все тело трясла нервная дрожь, унять которую было невозможно. Из груди вырывались короткие всхлипы, отголоски недавней истерики. Освобожденная от наручника рука занемела и двигалась с трудом, плечо болело. Запястье саднило. Взглянув на то место, где находился железный ободок наручника, Аня обнаружила, что кожа было содрана в кровь. У нее даже голова закружилась. То ли от вида раны, то ли от быстрой езды по неровной дороге, а может, от слез, которые так и стояли в горле, Ане показалось, что ее вот-вот стошнит прямо здесь, в машине. Она на минуту прикрыла глаза, чтобы не видеть мельтешение вечерних огней за стеклом, сделала глубокий вдох. Хотела попросить остановить машину, дать выйти на свежий воздух, но не решилась. Калинин даже не смотрел в ее сторону. В зеркало она видела, как впился он взглядом в дорогу перед собой, как сильно хмурился, что на лоб легли глубокие морщины. Было страшно просить его о чем-либо, даже слово ему сейчас сказать, но и сил терпеть не было.