Но гораздо интересней сама беседа.

Привела матрон Фульвия. Эта красавица «вспомнила», что знавала отца Клеопатры в его бытность в Риме, а следовательно, и дочку, хотя уж еето забыла совсем. Клеопатра не обиделась, она и сама прекрасно понимала, что держать в памяти угловатую некрасивую девчонку неуспешного царя далекой непонятной страны вряд ли кто станет.

В лектике (носилках) Фульвии с ней прибыла очередная забава красавицы Цинния. Фульвия развлекалась тем, что брала под опеку какуюнибудь совсем юную особу, какоето время всюду водила ее с собой, а потом попросту бросала, мало интересуясь, что будет с бедной девушкой, вкусившей опасный плод богатства и удовольствий, дальше. Было интересно наблюдать, как неискушенная девчонка краснеет, когда к ней обращаются или пытаются соблазнить. Когда у Фульвии не было желания делить ложе с мужем – Марком Антонием, она «позволяла» заменить себя очередной подопечной, после чего красавица обычно исчезала и ее заменяла новая.

Эксцентричные выходки Фульвии уже давно никого не удивляли, поэтому, когда она сама предложила редко общавшейся с ней Сервилии посетить египетскую царицу, та только пожала плечами. Но Фульвия была настойчива. Сервилия поняла, что супруга Марка Антония просто желает в очередной раз развлечься, столкнув ее с Клеопатрой. Сама матрона ни с кем сталкиваться не желала, но ей давно не давала покоя египетская царица, вернее, интерес к ней Цезаря, поэтому Сервилия согласилась. Ни к кому другому с Фульвией не поехала бы!

Чтобы не быть у Клеопатры одной, Сервилия взяла с собой Юнию Терцию. Вот такой необычный даже для привыкшего ко всему Рима кружок женщин и собрался в малом атриуме виллы Цезаря.

Атриум переделали по вкусу Клеопатры, которой не было необходимости считаться с законом о роскоши, а потому потолок покрывала позолота, на полу лежала изящная мозаика (Цезарю тоже очень нравились мозаичные полы еще со времен тесной дружбы с Крассом), на окне, закрытом изза холода, была тонкая красивая решетка, всюду в больших вазах цветы… И небольшие скульптуры вдоль стен стоили умопомрачительно дорого.

Первой прибыла сама Фульвия. Она сделала вид, что давно и хорошо знакома с Клеопатрой, свободно поцеловала царицу в щеку, представила ей свою новую воспитанницу и поинтересовалась, понравились ли вчерашние бега.

Какие бега, если Клеопатра безвылазно сидела на вилле?! Фульвия возмутилась:

– Ты обязательно должна посещать множество развлечений! Это просто неприлично сидеть взаперти, когда в Риме ежедневно происходит столько всякого!

Уже через минуту она твердо решила взять под свою опеку еще и египетскую царицу. Приехавшая с ней Цинния почувствовала угрозу для себя и всерьез задумалась, как отвадить наставницу от египтянки. Но не прошло и получаса, как у Циннии появилось другое желание – стать такой же подопечной, только у египетской царицы. Мысль была очень заманчивой, Цинния только казалась робкой и наивной, а в действительности была вполне опытной и знающей все обо всех. У Фульвии ее интересовала возможность соблазнить Марка Антония и стать содержанкой когонибудь посостоятельней. Но состоятельного любовника Цинния в любой момент готова была променять на благосклонность этой некрасивой, но умной женщины в греческой одежде.

Мать и дочь прибыли следом. Они обе тоже были знакомы с Клеопатрой со времени устроенного ею приема, вполне составили себе представление о роскоши, с которой придется столкнуться, и были несколько поражены, увидев простую, но изящную обстановку и саму хозяйку без огромного количества украшений и бесчисленных слуг. Оказалось, что египетская царица знает разницу между пиром, устроенным на весь Рим, и посиделками нескольких матрон.

Но ни от одной из женщин не укрылась стоимость роскошного жемчужного колье, облегавшего шею Клеопатры. Особенно жемчужина в его центре, пожалуй, она стоила немногим меньше той знаменитой, что Цезарь когдато подарил Сервилии. Матрона испытала некоторую зависть, хотя постаралась убедить себя, что этому жемчугу далеко до ее собственного.

Клеопатра внимательно слушала и осторожно разглядывала Сервилию. Это не укрылось от стареющей красавицы и приятно польстило. Сервилия считала, что даже в таком возрасте может дать урок соблазнения любой молодой красотке. Египетская царица годилась ей в дочери, но в качестве соблазнительницы Сервилия все еще чувствовала себя уверенно.

Конечно, она заметила внимание Клеопатры и приписала его восхищению и желанию поучиться. Даже снисходительно усмехнулась: эта глупышка решила, что, родив Цезарю сына, навсегда привязала его к себе? Ничего, быстро поймет, что Рим не Александрия, и увлечься вот такой кривозубой и крючконосой Цезарь мог только в отсутствие нормальных женщин. Сервилия уже даже почувствовала к бывшему любовнику жалость, как надо было изголодаться, чтобы польститься на вот такую!..

Женщины щебетали обо всем и ни о чем, царица поддерживала разговор довольно вяло, это никого не удивляло. Они болтали о мужьях, любовниках и чьихто похождениях, все это было мало знакомо Клеопатре, вряд ли ей чтото говорили произносимые имена. Что ж, пусть учится. Если заявилась в Рим, то пусть принимает его правила игры!

Ктото упомянул Цицерона. Дочь Сервилии Юния зачемто обернулась к царице с вопросом, знает ли она, кто это? Клеопатра кивнула:

– Да, он вчера был у меня.

– Кто был?

– Цицерон. Мы долго беседовали.

Вот это новость! Цицерон о чемто беседует с чужестранкой?

– О чем же?

– Для труда, который он задумал, необходим старинный папирус. Марк Туллий узнал, что такой есть в Александрийской библиотеке, и просил прислать для прочтения. Я обещала помочь.

– Но, кажется, Цицерон не увлекается историей Египта и не знает египетского языка? – немного натянуто произнесла Сервилия. Ей совсем не понравилось, что друг ее сына Марка Брута за его спиной общается с Клеопатрой.

– Большая часть папирусов Мусеума и библиотеки Александрии на греческом. Как и тот труд, о котором вел речь Цицерон.

– Терпеть не могу этого болтливого старикана! Из его уст так и льются желчь и яд! – фыркнула супруга Марка Антония. – Когданибудь он жестоко поплатится за свою болтовню!

– Эта взаимная нелюбовь всем давно известна, Фульвия! Нет, Цицерон очень умен, но только его речи не всегда доступны женщинам. И не всегда интересны. – Сервилия была старшей из беседовавших, а потому смотрела на остальных чуть свысока, стараясь, чтобы даже взглядом случайно не выдать зависть к молодым красавицам. Никто не должен знать, насколько стремительно стареющую Сервилию гложет досада на неумолимое время, уносящее красоту! Она старалась убедить себя, что приходящая с теми же годами опытность с успехом эту красоту заменяет. Но каждый вечер, проведенный в обществе юных прелестниц, убеждал, что мужчинам далеко не всегда нужны ее опыт и ум.

К счастью, Цезарь был из тех, кто умел ценить таковые.

Борясь с собой, Сервилия втайне завидовала тем, у кого печать прожитых лет еще не легла на лицо и фигуру. Единственной, кому не завидовала римская красавица, была египетская царица. Чему же тут завидовать? Внешность не ах какая, к тому же не римлянка, а значит, не вполне полноценная. Это позволяло смотреть на Клеопатру еще более свысока, чем на остальных.