– Обыскивать будем? – прохрипел добросовестный помощник.

– Нет, не будем, – лаконично ответила Катрин.

Разбойник перевел взгляд на глефу в ее руках:

– Со мной-то что будет? Меня убивать нельзя.

– Ясное дело, – кивнула Катрин. – Как же тебя, такого красавца, и вдруг железом? Это ж только детишек резать можно.

– Это не я. Это Груздь. – Плешивый разбойник быстро указал на тело здоровенного мужика – с гроздьями растянувшихся по траве кишок, тот выглядел как-то неубедительно. Уже жужжали мухи.

– Что-то он молчит. Видать, из скромности? Или ты врать вздумал?

– Королевский суд разберется, – почти угрожающе заявил пленник. – Мне скрывать нечего. Суд Короны суров, но справедлив. Это все знают. Корона Ворона великой мудростью славна. Невинных всегда отпускают, а я здесь случайно проезжал.

– Просто мимо погулять шел? Я в этом не сомневалась. Счастливейшая страна. Все честные, доброжелательные, гостеприимные. Жаль, что я не местная. По поводу детей больше ничего не скажешь? Перед смертью?

– Меня нельзя… – Сукин сын наконец начал бледнеть. – Нету такого закона.

– Есть, ты просто не в курсе. Законы чрезвычайного времени, они же революционные. Можешь считать себя жертвой самосуда. Поворачивайся спиной.

– Нет! Нельзя! – Толстяк повернулся спиной и зачем-то пытался побежать…

…Вытирая глефу, Катрин подумала, что порой забрать жизнь двуногого даже проще, что таракана раздавить. Только это великая тайна, которую мирозданье тщательно бережет от пацифистов, правозащитников и прочих убежденных толстовцев.

Кровотечение остановилось. Катрин ослабила жгут, принялась перебинтовывать рану. Энгус расслабленно наблюдал. Выглядел он сонным, но в целом вполне адекватным. Зато Блоод была похожа на побитую собачонку. Катрин не выдержала:

– Не смотри так, ради богов! Иди поешь, и уберемся с этой несчастной фермы.

Суккуб неохотно выскользнула из сарая.

– Ей меня жалко, – гордо сказал Энгус.

– Баран! Мне тебя тоже жалко. Хотя и не очень. Если бы «болт» попал ниже, ты или вонял бы выпущенным дерьмом, как выгребная яма, или не смог никогда иметь детей. Вот тогда Бло было бы тебя по-настоящему жалко… Полагаю, добили бы тебя от большого сострадания. Что моргаешь?

Вернулась ланон-ши.

– Уже? – удивилась Катрин, заканчивая с перевязкой.

– Пища невкусная.

– Ишь, зажрались, разбрасываться харчами начинаем. Ладно, надевай штаны, и трогаемся.

Энгус смог забраться в седло без посторонней помощи. Бок о бок с Блоод они выехали из ворот. Катрин догнала друзей позже. За спиной занималась огнем крыша злосчастного хутора. Из праха вышли, в пепел все уйдем. Катрин страшно хотелось глотнуть джина.

– Осел нудный! – Катрин шлепнула хворостиной каурого мерина. Животное отличалось исключительным упрямством. Катрин уже поняла, что командование табунами, даже небольшими, не входит в число ее любимых занятий. Тем не менее бросать семерых лошадей было глупо.

– Ты его к Вороному не пускай. Они друг друга не любят, – посоветовал Энгус.

– Надо же. А я их всех не люблю, скотов безмозглых. В хозяев пошли, косорылые…

– Им пока разумения не хватает. И твои намеки насчет колбасы их беспокоят.

– Это не намеки. Это честное предупреждение.

– Ты же все равно не станешь менять таких работящих сытых лошадок на какую-то там сомнительную жесткую еду?

– Буду. Если до вечера мы не доберемся до наших заграничных друзей, – оставлю этих одров волкам.

– Этого каурого волки тебе наверняка вернут. В знак признательности, – уверил Энгус.

Блоод хихикнула.

– Молчи уж. – Катрин кинула взгляд на забинтованную руку парня. – Щорс недоделанный.

– А кто такой щорс? – спросила Блоод. Троица лошадей под ее руководством вела себя примернее дрессированных пуделей.

– Негр такой. Он с белыми воевал.

Ответила Катрин неудачно. Сначала пришлось объяснять, что ни Щорс, ни негры не имеют отношения к Троянской войне. Потом подробно растолковывать, кто такие негры и почему начинаются гражданские войны. Про войны слушатели поверили, про чернокожих человеков не очень. По крайней мере, всем было интересно. Даже тупому мерину.

Вокруг простирались скучные холмы. Где-то между них, впереди, притаилась река. Собственно, Ивовая долина ничуть не изменилась. Времени со скоропостижной смерти Первосвященника миновало всего ничего.

Недолго ты, леди, землями владела.

Рассказывая о кавалерии и Первой Конной, Катрин смотрела на прячущиеся в далекой дымке горы. Предстоит перевалить и через них, а там еще неопределенное количество дневных переходов до побережья. Да, давненько мы не бывали на море. Блоод будет просто в восторге от такого количества воды. Интересно, порт Глор похож на «жемчужину у моря»?

* * *

– …Рад тебя видеть, комсомолка. Честно, рад. Вот поговорили с тобой тогда, и такая тоска накатила. Детей вспомнил. И тех, и здешних. Едва джином вылечился. Жена у меня, конечно, сукой еще той была. Не то что Гвенда. Но ведь и сестра там осталась. Тяжко небось пришлось. Жорка у нее алкаш еще тот был. Сдох небось бедолага. – Валерий Николаевич смущенно почесал бороду. – Да что это я? Уже и помню плохо, а все равно… Ты-то как? Говорят, поднялась сильно. Чуть ли не замком владеешь?

– Точно. – Катрин отправила в рот еще одну щепотку сыра, похожего на пересушенную вермишель. – Одарили меня замком за успехи в боевой и политической подготовке. Жилплощадь не новая, с жильцами и проблемами, но ничего, мы там некоторый порядок навели.

Земляк покрутил головой:

– Я уж и слова такие позабывал. Ну их к черту, вся эта синтаксиса меня еще в школе задолбала. Здесь проще. Я, между прочим, главный теперь здесь, на заставе. На общем сходе меня выбрали. И, между прочим, ни один из кланов не возражал, да. Авторитет имею.

– Не сомневаюсь, – серьезно сказала Катрин. – Ты, Валерий Николаевич, мужчина солидный и надежный. С войной пока, я понимаю, закончили?

– Да, вроде. Даже скучновато как-то. Переговоры идут-идут вообще без перерыва. И наши все с гор приезжают, и от ваших отбою нет. Гостей полно, по вечерам такие байки травят, заслушаешься.

– А сейчас у вас из Тинтаджа кто сидит? Может, я знаю?

– Да уж, люди вполне известные. Переговоры закончатся – увидишь. Болтать будут дотемна, бумаг аж кипы исписывают, прямо как в том райкоме. Даже не знал, что в наших горах столько бюрократов. Вчера сам целый день сидел, карябал – чуть рука не отвалилась. Шариковые ручки им понаделать, что ли?

– Сразу уж печатную машинку им сооруди. Вот весело стучать будет. Ты, Валерий Николаевич, как насчет машинописи?