— Wieviel? — спросил Ули. — Ну… то есть сколько у нас останется времени… в случае чего?

Хэнли помолчала.

— Вы имеете в виду, сколько вам останется жить после заражения вирусом? Полагаю, четыре часа.

Доктор Сесил Скудра оказался маленьким человеком с невыразительным лицом и сверкающим золотом передним зубом. Вид у него был отсутствующий. Пока Хэнли досаждала ему вопросами о необычных формах жизни, которыми он занимается, доктор Скудра разглядывал стаю насекомых, беззвучно роящихся в большом стеклянном ящике. Насколько поняла Хэнли, жизнь насекомых была неотъемлема от жизни задумчивого социобиолога из Риги. В компаниях доктор Скудра неизменно хранил молчание, пока кто-нибудь не поднимал тему биологической основы социальной активности арктических комаров: об этом он мог говорить часами.

— Самок комаров возбуждают определенные значения температуры и влажности. Кроме того, их притягивает углекислый газ. Потому все, что его исторгает, повергает комарих в состояние экстаза. Отсюда тот непреложный факт, что они предпочитают лобызать в голову. — Он искоса посмотрел на свою гостью и продолжил: — Гемоглобин и некоторые аминокислоты их также привлекают, например, те, что содержатся в поте. Наш белок нужен им, чтобы выкармливать детенышей.

— Только комарихи? — спросила Хэнли.

Доктор отрешенно кивнул. Он уже размышлял над чем-то другим.

— Самка арктического комара исключительно кровожадна. Она с остервенением набрасывается на теплокровное животное и выкачивает крови в четыре раза больше собственного веса. Известно, что карибу[25]теряет таким образом четверть суточной крови. Арктическая комариха способна обескровить жертву всего за несколько часов, — провозгласил Скудра. — Местные племена в прошлом прибегали к подобной казни. Существуют свидетельства того, что комарам удавалось сводить с ума крупных животных и людей. Поразительные создания!

Хэнли не отрываясь следила за роем.

— Да… Но как эти насекомые, — она указала на самку, севшую на стекло, — умудряются выживать в арктическом климате?

— Их икра достаточно легко переносит температуру ниже точки замерзания воды. Так сказать, эволюционная адаптация. Неплохим подспорьем к эволюции является их оголтелое жизнелюбие. Они едят все, лишь бы уцелеть: детрит, водоросли, бактерии, друг друга…

— И себе подобных? — удивилась Хэнли.

— Именно, именно, — с гордостью за своих любимцев подтвердил Скудра. — Комары арктической разновидности никого не жалеют. Скудность пищи — очень мощный стимул для аморальности. В чем-то они подобны бродячим муравьям: нападают сообща.

— Они летают зимой? — спросила Хэнли.

— В лабораторных условиях — несомненно. В природе — никогда.

Есть ли на станции колонии других насекомых?

— Да. В частности, желто-полосатых.

— Ос?

— Разумеется! Мы исследуем их жизнестойкость, — вдохновился доктор Скудра. — Рабочие особи и трутни, конечно, погибают — приблизительно каждые тридцать дней. Жить продолжает лишь королева. С приходом зимы рабочие пчелы перестают воспроизводиться, а королева удаляется в убежище. Хотя на улице минус сорок, в ее ячейке температура не опускается ниже плюс пятнадцати. Мало того, королева каким-то образом ухитряется понизить собственную температуру тела ниже точки замерзания воды. И все же кристаллы льда в ее клетках не образуются — в отличие от того, что произошло с бедолагой Алексом. Она как бы мумифицируется, но не умирает. Если нам удастся разобраться в этих процессах… Другое направление нашей работы — исследование клеточного антифриза, который, похоже, способны вырабатывать рыбы и жуки. Данные просто феноменальные!

— Не сомневаюсь, — кивнула Хэнли. — А есть ли здесь летом клещи?

— О да, в изобилии. Вы подозреваете, что заболевание переносится клещом?

— Мне необходимо выявить все потенциальные источники заразы. Насколько я знаю, существует масса микробов, которые проникают в тело животного через укус насекомого. Это, например, пироплазмы — охотники на эритроциты, — правда, только лошадей и мулов.

— Людей не трогают?

— Пока нет. Однако каждое заболевание проявляется по-разному в разных частях земного шара и у разных организмов. Возможно, что-то выступило здесь иначе, чем где-нибудь еще на планете.

Скудра задумался.

— Не завидую я вашей миссии, мадам.

— Я тоже, — усмехнулась Хэнли. — Мне нужны образцы всего, что живет в полынье или поблизости от нее: тюленьи вши, ракообразные… В особенности те виды, что не встречаются за пределами Арктики.

— У нас есть несколько очень необычных поганок. Одни выстреливают шляпки со спорами, словно пушки, а другие охотятся на микроскопических червей.

— Есть ли среди них галлюциногенные? Я бы с удовольствием позаимствовала прямо сейчас.

Скудра провел Хэнли в темную комнату, наполненную серным зловонием. Хэнли боязливо, словно слепая, вытянула вперед руки. Скудра дал ей очки ночного видения.

— Наденьте. Мы стремимся воссоздать среду обитания, привычную для наших постояльцев.

Хэнли надела очки и увидела бак с зеленоватой кипящей водой. Сквозь стеклянные стенки просвечивали длинные бесформенные силуэты, извивающиеся, будто змеи.

— Они обалденно ужасные, как сказал бы мой сын. И обалденно вонючие.

— Обычные морские черви, — с любовью пояснил Скудра. — Впервые обнаружены в семьдесят седьмом году у гидротермальных источников в Тихом океане. Поэтому они и живут у нас в титане: им требуется высокая температура.

Хэнли уставилась на червя, скользящего вдоль стекла бесконечной петлей.

— А какой длины будет этот червь, если его разложить на столе?

— От четырех до пяти футов, — сказал Скудра будничным тоном. Он, казалось, совершенно не замечал тошнотворного запаха.

Хэнли чихнула.

— Никогда ничего подобного не встречала, — проговорила она с зажатым носом.

— И неудивительно, — принялся рассказывать Скудра. — Отдельное семейство животных, совершенно иная организация жизни. Этот червь впитывает серу прямо своими мышцами. Невероятное создание. Перерабатывает серу! Я хочу сказать, что сульфид во много раз более смертоносен, нежели цианид. Отрава для всех и вся, а этот малый цветет пышным цветом, питаясь ею.

— Какое полезное качество, — заметила Хэнли, утирая нос. — Поразительно уже то, что черви не дохнут от одного только серного запаха.

Для нас они совершенно новы, но вообще-то они обитают на планете издавна. Их следы встречаются на древнейших образцах осадочных пород.

И зачем вам в Арктике изучать такие теплолюбивые создания?