— Виски, двойной, — крикнул папа Джиму, — и пиво для моей женки.

Он шлепнул на стойку скомканные банкноты, заработанные на нефтепроводе, взял виски, мамино пиво и направился в угол, где заняли пластмассовые стулья вокруг перевернутой бочки Чокнутый Эрл, Тельма, Тед, Клайд и прочие представители клана Харланов.

Тельма улыбнулась маме и подвинула белый пластмассовый стул. Мама села, и женщины тут же склонились друг к другу и завели беседу. За эти годы они крепко сдружились. Лени узнала, что Тельма, как большинство женщин на Аляске, которые отваживаются жить в тайге, выносливая, надежная и честная — даже себе в ущерб. Но не дай бог ее обидеть.

— Лени, привет! — Малышка улыбнулась ей во весь щербатый рот. Свитер ей был велик, штаны коротки, так что из полусапожек и спущенных шерстяных носков на добрых три дюйма торчали ножки-проволочки.

Лени улыбнулась восьмилетке:

— Привет, Малышка.

— А к нам вчера Аксель приезжал. Я его чуть не подстрелила из лука, — ухмыльнулась девочка. — Как же он разозлился! (Лени спрятала улыбку.) Покажешь мне новые фотографии?

— Конечно. В следующий раз привезу. — Лени прислонилась к закопченной бревенчатой стене, Малышка придвинулась к ней.

На барной стойке зазвенел колокольчик.

Разговоры вокруг стойки стали тише, но не смолкли. К общегородским сходам здесь давно привыкли, и все равно полную комнату аляскинцев не так-то просто утихомирить.

За стойкой появился Том Уокер и улыбнулся собравшимся.

— Здорово, соседи. Спасибо, что пришли. Я вижу тут много старых друзей и новых лиц. Здравствуйте и добро пожаловать. Меня зовут Том Уокер, если кто не знает. Мой отец, Эк-харт Уокер, приехал на Аляску тогда, когда большинства из вас еще и на свете-то не было. Мыл золото, но со временем понял, что истинное богатство здесь, в Канеке, — это земля. Они с мамой застолбили участок в шестьсот акров и осели в этих краях.

— Ну началось, — скривился папа и осушил стакан. — Сейчас мы услышим про его дружка-губернатора, с которым они в детстве крабов ловили. Господи боже мой…

— Вот уже третье поколение моей семьи обитает на этой земле. Это место — не просто наш дом, это мы сами и есть. Но жизнь не стоит на месте. И вы знаете, о чем я говорю. К нам приезжают новые люди. Аляска — последний рубеж. Все хотят увидеть наш штат, пока он еще больше не изменился.

— И что? — выкрикнул кто-то.

— В сезон ловли чавычи на берегах Кеная полным-полно туристов, они плавают по нашим водам на каяках, набиваются на паромы, сходят толпами на пристань. И скоро круизные лайнеры будут привозить сюда не сотни, а тысячи туристов. Я знаю, что за последние два года бизнес Теда по прокату рыбацкого инвентаря удвоил обороты, а в закусочной летом нет свободных мест. Поговаривают, что пассажирский паром между нами, Селдовией и Хомером каждый день будет набит битком.

— Мы сюда от такого сбежали, — крикнул отец.

— К чему ты нам все это рассказываешь, Томми? — подала голос из угла Марджи-шире-баржи.

— Хорошо, что ты спросила, — ответил мистер Уокер. — Я наконец-то решил потратиться на «Лося», привести старика в порядок. Давно пора нам обустроить бар, после которого ладони и седалище не будут в саже.

Посетители одобрительно заухали.

Папа поднялся на ноги:

— С чего ты взял, что нам нужен бар, как в большом городе, что мы намерены привечать идиотов в сандалиях и с фотоаппаратами на шее?

Все обернулись и посмотрели на отца.

— Нас не убудет, если мы тут кое-что покрасим и заведем за стойкой морозилку со льдом, — спокойно ответил мистер Уокер.

Толпа рассмеялась.

— Мы сбежали сюда с Большой земли от этого сумасшедшего мира. И мы не дадим мистеру Большой Шишке усовершенствовать салун. Пусть чичако пьют в «Морском волчаре».

— Ну ей-богу, я же не мост на материк собрался строить, — ответил мистер Уокер. — Между прочим, этот город основал мой отец. Я работал в этом салуне, когда ты еще мечтал играть в Малой лиге[51]. Здесь все мое. — Он примолк. — Все. Не забыл? Кстати, раз уж на то пошло, отремонтирую-ка я и старый пансион. Надо же людям где-то спать. И назову его «Женевой». Ей бы понравилось.

Он дразнил отца, Лени поняла это по глазам мистера Уокера. Между ними всегда ощущалось напряжение. Они старались обходить друг друга стороной, но все равно это чувствовалось. И на этот раз мистер Уокер не собирался отступать.

Папа обернулся к Чокнутому Эрлу:

— Нет, ты слышал? А что потом? Казино? Колесо обозрения?

Чокнутый Эрл нахмурился, встал:

— Погоди-ка, Том…

— Да там всего-то десять комнат, — перебил его мистер Уокер. — Он принимал гостей сотню лет назад, когда по этим улицам ходили миссионеры и русские торговцы пушниной. Моя мать своими руками сделала витражи. Эта гостиница — часть нашей истории, и сейчас она стоит с заколоченными окнами, как вдовица в черных одеждах. Я верну ей былой блеск. — Он замолчал и уставился на папу: — Никто не помешает мне усовершенствовать наш город.

— Если ты богат, еще не значит, что ты можешь нами помыкать! — заорал папа.

— Эрнт, — сказала Тельма, — по-моему, ты хватил через край.

Папа волком взглянул на Тельму:

— Мы не хотим, чтобы туристы шлялись за нами по пятам. Мы против. Нет, черт подери…

Мистер Уокер протянул руку и позвонил в колокольчик над баром.

— Всем выпивка за счет заведения, — улыбнулся он.

И тут же все радостно закричали, заухали, захлопали в ладоши и облепили стойку.

— Продадитесь за пару стаканчиков?! — выкрикнул отец. — Идея его дурацкая. Если бы мы хотели жить в большом городе, нас бы тут не было. А он на этом не остановится.

Но его никто не слушал. Даже Чокнутый Эрл двинулся к бару за угощением.

— Не умеешь ты заткнуться вовремя, Эрнт, — заметила Марджи-шире-баржи. На ней было расшитое бисером замшевое пальто по колено и фланелевые пижамные штаны, заправленные в унты. — Тебя разве заставляли получать лицензию на ремонт лодочных моторов на пристани? Нет, не заставляли. И если Тому втемяшилось превратить эту дыру в домик Барби, никто ему и слова поперек не скажет. Вот поэтому мы и здесь. Чтобы делать то, что нам хочется. А не то, что ты нам велишь.

— Да надо мной всю жизнь издеваются такие, как он.

— Так, может, дело не в нем, а в тебе? — предположила Марджи-шире-баржи.

— Заткнись, толстуха, — отрезал папа. — Пошли, Лени. — Он схватил маму за плечо и потащил сквозь толпу.