телеграмму. В ней сообщалось, что военный смотр в Софии пока откладывается, кронпринц Рудольф уже не приедет, так как в подобном просто отсутствует смысл, да и мне нет нужды возвращаться в болгарскую столицу. Вместо этого мне следовало быть в Никополе к полудню 7 октября, то есть через трое суток.

Получилось обидно — я мог бы провести с Софьей лишние полтора дня, но теперь уже ничего не переиграть. Так что Фальк снял в местной гостинице номер, а я занялся неотложными делами.

Первым делом отправил телеграмму в Софию брату, Некрасову и Громбчевскому. Всех троих я хотел взять с собой в Вену и надеялся, что за оставшееся время они успеют добраться до Дуная. Затем я написал письма Баранову в Петербург и Волкову со Старобогатовым в Саратов, после чего отправил Фалька на другую сторону Дуная договориться с комендантом Рущука генерал-лейтенантом Ганецким о встрече. Ганецкому было под семьдесят лет, он пользовался в армии уважением, но вместе с тем олицетворял «старые добрые» принципы, слегка отстал от жизни, легко обижался, так что с обращаться с ним стоило деликатно, тем более, учитывая мой возраст. Неожиданному визиту такой молодой и независимой персоны, как я, он наверняка не обрадуется.

Следующий день я провел, осматривая Рущук. Ганецкий встретил меня в личном кабинете, угостил чаем и со спокойной совестью передал на руки начальнику своего штаба Маныкину-Невструеву, чему я был только рад. Александр Иванович находился в чине генерал-майора, недавно ему исполнилось сорок пять лет, так что мы с ним быстро нашли общий язык и плодотворно провели время, рассуждая о том, какие формы приобретут будущие войны и как велика будет в них роль крепостей, кавалерии, артиллерии, ракет и пулеметов.

Используя наработки и опыт европейских инженеров турки монументально укрепили город и мне хотелось непосредственно ознакомиться с последними веяниями в фортификационном искусстве. Что-то подобное имелось во взятых нами Никополе и Берковицах, но здесь масштаб был куда внушительней.

По возвращении в Журжево меня ждал сюрприз, и не сказать, чтобы такой уж приятный. В общем зале гостиницы я встретился с княгиней Крицкой.

— Михаил Сергеевич, рада вас видеть, — Крицкая выглядела чудо, как хорошо — слегка похудевшая с момента нашей последней встречи, загоревшая, с замечательной прической и тонкой талией. Теперь передо мной стояла не девушка, а женщина — уверенная, умеющая себя подать и подчеркнуть все достоинства. Глядя на нее, у меня заныло сердце и пришлось сделать несколько глубоких вздохов, чтобы скрыть волнение. Я не испугался и не растерялся, просто встреча оказалась не к месту, да и не ко времени. А еще я думал, что все осталось в прошлом… Нет, не все, кое-что еще цеплялось в душе и не хотело умирать.

— Екатерина Олеговна, вот так встреча! Чем могу служить?

Мы присели на низкий диван у окна. Людей в зале было мало, а мои спутники Фальк и Шувалов тут же ушли.

— А вы, право слово, настоящий герой, — после молчания заметила княжна, внимательно оглядывая меня. Ну да, это она верно отметила, готовясь ко встрече с Ганецким, Снегирь начистил мне сапоги и выгладил форму так, чтобы всем было ясно, что перед ними Черный генерал. Из орденов я носил лишь двух Георгиев, в петлице и на шее, но и их, в совокупности со шнуровкой, эполетами, аксельбантом, вышивкой на мундире и серебряной символикой гусар Смерти, хватало для полного образа. — Генерал, о котором говорит вся страна…

— Стараюсь по мере сил, — нейтрально ответил я, окончательно приходя в себя. Дав секундную промашку, я чуть не разволновался, как наивный румяный корнет. А волноваться мне нельзя, вернее, нет смысла, прошлое осталось в прошлом. Это я от неожиданности опешил, теперь же все встало на свои места.

— Как ваша жизнь, здоровье? Про службу не спрашиваю, вижу, что на данном поприще у вас все прекрасно, да и газеты говорят о том же, — всем видом княжна показывала, что готова перейти на «ты», как и раньше. Подумав, я решил, что подобное преждевременно. Стоит посмотреть, как будут развиваться события, к чему все придет и уже затем действовать по диспозиции.

— Все неплохо, два раза был легко ранен, но доктора говорят, что угрозы жизни нет, — я улыбнулся. — Пока не женат… А как ваш муж, граф Достацкий?

— Полгода назад мы расстались, — Крицкая буквально впилась в меня глазами, ожидая ответной реакции. — Признаюсь, Ростислав оказался человеком слабым, бесхарактерным. После той истории с вашей несостоявшейся дуэлью он сильно сдал и пристрастился к кокаину. Некоторое время мы жили во Франции, изредка посещая Петербург, но брак наш начал сыпаться, как песочный замок. Граф стал много кутить, в прах растрачивая свое состояние и здоровье, проводя время у дешевых актрис. Сейчас он превратился в старую развалину. Было непросто, но мне удалось добиться развода, вернув себе девичью фамилию и титул.

— А дети?

— Детей нет, — сказала она со значением. Сейчас я вновь видел перед собой прежнюю Катю, решительную и смелую. Все знали, что нынешнее общество относится к расторжению браков весьма неодобрительно. Аннулировать семейные узы возможно, но подобное связано с огромными трудностями, как социальными, так и церковными. В 1876 году на всю Империю развелось всего восемьсот семьдесят пар! Но все же такая практика существует, многие независимые люди добивались развода. Крицкая оказалась в их числе, чему я, если честно, совсем не удивился. Она и не такого могла достигнуть, дав слабину всего один раз, когда ее мамаша настояла на браке с Достацким, посчитав меня недостойной дочери кандидатурой.

Похоже, время расставило все по своим местам. И нетрудно догадаться, зачем здесь княжна.

— Чем обязан вашему визиту, Екатерина Олеговна? — все же спросил я.

— Я хотела посетить Софию и встретиться с вами там, но навела справки и из газет узнала, что вы в Бухаресте… Признаюсь, я много думала и целенаправленно искала нашей встречи, — княжна заговорила быстрее, с волнением. — Последний год дал мне время для раздумий, я многое поняла. Поняла, какую ошибку допустила, согласившись на брак с Достацким. Но тогда я была слабой и не смогла противиться маман. Теперь же я изменилась и у меня появилась надежда! Надежда на то, что возможно, прошлое можно вернуть…

— Непросто вернуть прошлое, — признаюсь, в тот момент на секунду я почувствовал нечто вроде триумфа — неприятную пошлую радость, мерзкое удовлетворение, недостойное порядочного человека. Здесь нечему радоваться и подло ликовать. Понятно, что все мы совершаем ошибки. Подобное неизбежно, главное, как мы их оцениваем и чему учимся. А еще важно уметь прощать, это качество по-настоящему сильного и великодушного человека.

— Непросто, но нет ничего невозможного. Мы вновь могли бы стать друзьями, Миша… — в глазах Крицкой появились слезы.

Друзьями с Катей я бы стал с радостью. Вот только не получится у нас остаться одними друзьями, это понимали мы оба. Друзья — лишь ступенька, слово, облегчающее возврат к тому, что некогда нас связывало. К чувствам, а затем и всему, что за ними следует между двумя взрослыми людьми. Готов ли я к подобному? Раньше я бы вернулся. Вернулся несмотря ни на что, я простил бы и вновь полюбил Катю. Но не сейчас, не после того, что произошло в Бузеу, где я решил изменить свою жизнь и сделал предложение Софье. Я не могу и не хочу отказываться от собственных слов и приносить страдания девушке, которая мне доверилась и полюбила.

— Почему ты не приехала четырьмя месяцами ранее? Тогда все еще можно было изменить, — ответил я и тут же пожалел о сказанном. Пожалел, что вспомнил прошлое, пожалел, что не удержался от дешевой патетики. И все же, в моих словах присутствовала правда. Заключалась она в том, что четыре месяца назад я не знал Софьи Шуваловой, не начал с ней переписку и был вольной птицей, сам себе хозяин. В тот момент все действительно могло измениться.

— Зачем ты так жесток со мной? — комкая платок, Катя поднялась на ноги. Я так же встал. Все же она неправильно меня поняла. Она обиделась, найдя повод подумать, что сейчас я отомстил ей. — Зачем вспоминать мои же слова? Я ошиблась, сполна расплатилась за свою слабость и сейчас признаю это. Я искала тебя, нашла, приехала…

— Сожалею, что выразился недостаточно ясно. Я лишь хотел сказать, что помолвлен. Скоро моя свадьба. Если ты согласна быть моим другом на таких основаниях, без чего-то большего, то я с радостью пойду тебе навстречу.

— Значит, просто друзья… — Крицкая побледнела и покачнулась, вцепившись рукой в спинку дивана. Глаза ее расширились, ноздри затрепетали,