После обеда по телеграфу пришли долгожданные известия — генерал Гурко под Филипполем разгромил турецкую армию Сулейман-паши. С нашей стороны погибло тысяча четыреста человек, неприятель потерял свыше шести тысяч и сто девять орудий.

Глава 19

Всем нам хотелось принять участие в марше на Константинополь. Гусары, казаки, драгуны, артиллеристы и ракетчики, каждый из них не задумываясь отдал бы десять лет жизни, чтобы стать свидетелем грандиозного успеха. Я не был исключением, меня так же посещали подобные мысли. Было бы совсем неплохо въехать в город на черном коне под развевающимся знаменем под барабанный бой во главе строя Бессмертных гусар. Но человек предполагает, а Бог располагает.

Мы с цесаревичем в нынешней войне сделали ставку на западное направление. Наш отряд захватил Никополь, Плевну, Кутловицу, Берковицу, а теперь и Софию. Это можно без преувеличения считать грандиозным успехом, ведь для подобного в прошлой истории потребовалось на четыре месяца больше. Именно здесь мы всеми силами приближали победу и наши усилия не пропали втуне. Вот только теперь я не успевал в турецкую столицу.

Конечно, можно было по исключительному приказу цесаревича взять Бессмертных гусар и со всей возможной скоростью выдвинуться на восток. До Филипполя насчитывалось сто пятьдесят верст, еще сто восемьдесят до Андрианополя[32], а там уже и до Стамбула остается меньше двухсот. Расстояние не такое уж и маленькое, но вполне преодолимое.

На самом деле, я такую возможность всерьез и не рассматривал. А мечты, они просто мечты… Главное то, что скажут друзья и как я буду после такого выглядеть. Всем же станет ясно, насколько сильно меня продвигают вперед и буквально насильно кормят славой. Нет, так не пойдет, на меня после столь раннего получения чина генерала и так многие косо смотрят. Лучше останусь здесь и буду честно выполнять свои обязанности. Тем более, дел действительно хватало.

Цесаревич назначил меня комендантом Софии и поставил задачу нейтрализовать угрозу, исходящую от корпуса Шакир-паши. Только как ее нейтрализовать, если неприятель отступал так стремительно, что про него даже присказка пошла, основой которой послужило стихотворение Лермонтова: Шакир бежал быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла.

Паша закрепился в Дупнице, расположенной в горах Рила. Данные разведки указывали на то, что он и дальше продолжит свое стратегическое отступление, если Особая бригада выдвинется по его душу.

Следующую неделю я занимался тем, что очищал округу от остатков турецких войск, ловил мародеров и прочих преступников, налаживал мирную жизнь и принимал делегации. Кто ко мне только не мечтал попасть! Болгары, евреи, армяне, даже гражданские турки, русские и иностранные корреспонденты, решающие личные и служебные вопросы военные, консулы иностранных держав, православные священники, раввины и муллы, банкиры, коммерсанты, ремесленники, чиновники и, конечно же, прелестные барышни.

Сотни сложностей, особенно касающихся воды, еды, медицинских моментов, размещения гарнизона, поддержания правопорядка, подготовки к зиме и всего прочего занимали все свободное время. От подобных дел уставал я сильнее, чем на войне, бумажные сражения временами просто выматывали душу. Естественно, за такое назначение я частенько вспоминал добрым словом Николая Романова. Хотя и так ясно чем он руководствуется: наследник сказал, что будет продвигать меня, вот и продвигает. С другой стороны, если отбросить эмоции, опыт я действительно получал уникальный.

Белокопытов тем временем взял свою пехотную бригаду, Литовский полк и казаков Зазерского, выдвинувшись на Дупницу. Шакир-паша и дальше бежал быстрее лани, мигом отступив к Свети Врач[33].

За подобную трусость пашу ждало отстранение, а то и казнь, но у турок все и так трещало по швам, и он имел неплохой шанс дождаться окончания войны, получив полное оправдание. Полноценных сил, чтобы лазать за ним по горам, мы не имели, да и не хотели. Все взоры были прикованы к востоку, где развертывался последний акт нынешней драмы.

После победоносного сражения под Филипполем Гурко получил генерала от кавалерии и орден св. Георгия 3-й степени. На офицеров и солдат также пролился дождь монаршей милости, а Скобелев, который командовал флангом и вновь действовал исключительно умело, возглавил авангард.

Он двинулся дальше, на Андрианополь, куда отошел Сулейман-паша и подтянул силы Халусси-паша. 18 сентября, действуя в своей обычной энергичной манере, Скобелев навязал неприятелю неожиданный бой, пехота устремилась в штыковую атаку, а кавалерия предприняла обходной маневр и зашла с тыла. Турки оказались попросту не готовы к такому напору и почти сразу побежали, позволив нашей армии войти в Андрианополь.

За столь блестящую победу Скобелев получил очередной орден и генерал-лейтенанта. Дипломаты доносили, что в Стамбуле поднялась настоящая паника. Цены на продовольствие взлетели до небес, дома и земельные участки спешно сбывали по бросовым ценам, повсюду начались грабежи. У приготовившегося бежать в Азию султана Абдул-Хамида едва не случился сердечный приступ. Парламент потребовал смены правительства и немедленного прекращения войны с Россией. Армия выглядела ошеломленной и деморализованной, падение Андрианополя стало последней каплей, Турция посыпалась, как карточный домик. Тем более, Скобелев усилил всеобщую панику и выдвинулся еще дальше, к Чорлу и Чаталдже. До Сан-Стефано ему оставалось рукой подать.

«Поздравляю, Михаил! Не останавливайся, дави турок и скорее занимай Константинополь», — такую телеграмму я ему отправил.

19 и 20 сентября начали приходить сообщения о том, что потерявшая всякую надежду турецкая армия принялась массово сдаваться. Белый флаг выкинули гарнизоны Рущука и Шумлы, затем Видина и Мездра. Фактически сражаться на Балканах продолжал гарнизон Варны, да засевший в Орхание Осман-паша, давший клятву держать крепость до самой смерти.

На Кавказском фронте для неприятеля также все выглядело плохо. После потери Батума, Ардагана и Карса турки судорожно пытались укрепиться в Эрзеруме и Баязете. Теперь они потеряли последние иллюзии и держали позиции, все время оглядываясь и ожидая новостей из Стамбула.

21 сентября султан Абдул-Керим прислал на Главную квартиру уполномоченных просить о перемирии. Император ответил, что перемирие возможно лишь в том случае, когда будут определены общие условия мира. Султану не оставалось ничего делать и 22 сентября Турция признала свое полное поражение.

Все это время я продолжал оставаться в Софии, частично исключенный из судьбоносных событий. Хотя, на самом деле, большая часть армия находилась в таком положении. Все взоры были устремлены на отряд Гурко и на его авангард в лице Скобелева. И когда тот приблизился к Сан-Стефано, всем стало ясно, что Белый генерал и на этот раз выполнил то, что от него ждали.

Всеобщее ликование охватило Софию и все болгарские земли. Люди смеялись, плакали и не могли поверить в то, что кошмар турецкого гнета для них наконец-то закончился. То, как выглядел город и его жители в эти дни, словами не передать. Безграничная радость приобрела такой градус, какой я прежде никогда не видел. Русских солдат едва ли не на руках носили. Два-три дня для них все было бесплатно — посещение трактиров и бань, покупка продуктов на рынке и приобретение различных услуг. Естественно, подобное не могло длиться долго, болгары быстро пришли в себя и вновь перешли на привычные денежные отношения, но ситуации это не меняло.

Военные не проявляли чувств так же активно, как местные жители, но и нас охватил всеобщий восторг. Мы живы, здоровы, выполнили то, зачем живем на Земле и теперь можно сполна насладиться плодами победы. Да и родным появился повод написать, что все риски позади и им больше нечего опасаться.

Когда в город прибыл цесаревич Николай со своим братом Александром, начался очередной виток празднеств, гуляний и церковных служб. Теперь делегации хотели встретиться именно с ним, чему я, признаться, был только рад.

Начались раздачи наград. Я лично проследил, чтобы никого из моей Особой бригады не обидели, ни офицеров, ни нижних чинов. Мне же Романов собственноручно вручил второго Станислава с мечами. Для меня данный орден выглядел достаточно скромно, особенно на фоне недавнего Георгия. Данному обстоятельству я был только рад, не желая привлекать лишнего внимания к своей персоне. Было бы совсем нехорошо, «осчастливь» меня цесаревич чем-нибудь по настоящему значимым.

Большая часть земель вокруг Софии принадлежала турецким землевладельцам. Самой значимой латифундией, носящей название Чардаклия,