Зачем он понадобился КПД?[21]

Редких студентов и тем более докторов приглашали посетить заседание этого комитета. И такому приглашению не стоило завидовать. Чаще всего после заседания человек быстренько собирал свои пожитки и исчезал не только с территории госпиталя, но и из медицины в целом.

Когда конвой подъехал к центральному входу в административное здание и припарковался под защитой бетонных дотов на газоне и зенитных установок на крыше, Флауэрс все еще мучительно раздумывал над причиной вызова.

Само собрание, как обычно, оказалось невероятно скучным. Когда беспокойство улеглось, Флауэрс задремал прямо в кресле, время от времени просыпаясь, чтобы услышать фрагменты прошлого заседания, отчет казначея, заунывное зачитывание протоколов исследований…

Затем последовала прочувствованная речь представителя АМА об угрозе этическим нормам со стороны законопроекта, находящегося на рассмотрении в конгрессе. В результате принятия этого проекта неизбежно должна была бы появиться государственная система здравоохранения.

Удивительно, подумал Флауэрс, что эту гидру невозможно обезвредить окончательно. Отрежь одну голову, и на ее месте вырастут две новые. Доктора давно должны были научиться прижигать обрубки.

Открытым голосованием 325 тысяч долларов направили в Вашингтон на лоббирование законодательных актов.

Слово взял председатель Комитета политических действий, и Флауэрс с любопытством уставился на него. Это был высокий, грузный человек с густыми черными волосами, сросшимися бровями и лицом, залитым краснотой. Флауэрсу он был незнаком, но в этом не было ничего странного, учитывая, что в списках докторов четырех округов насчитывалось десять тысяч человек.

Согласно докладу председателя КПД, политическая ситуация и в округе, и в штате оставалась стабильной. В последнее время партия Антививисекторов заключила несколько союзов с псевдорелигиозными организациями, но это не выходило за рамки обычных неприятностей. Всем раздали мимеографические списки кандидатов в общество от штата и от округа. Все они получили одобрение КПД.

Списки были утверждены без возражений. Сумма в размере 553 тысяч долларов была выделена на предвыборные расходы.

Но на этом все не закончилось.

После завершения первого собрания Флауэрс некоторое время слонялся без дела перед дверью зала, в котором было назначено второе.

– Флауэрс?

К нему обращался председатель КПД. Разом онемев, Флауэрс последовал за ним в зал заседаний. Там уже находились пять докторов, и председатель занял место посередине. Они сидели за длинным, массивным столом из настоящего дерева, потемневшего от времени, и лица их были торжественно-серьезны.

– У тебя неприятности, мальчик, – начал председатель.

Доктор, сидящий справа от председателя, наклонился вперед, зажав в руке небольшой листок-памятку.

– Прошлой ночью, находясь на вызове в городе, ты передал полиции предполагаемого спекулянта по имени Крамм. Крамма отпустили в 9 утра. У него была лицензия. А в протестированной ампуле содержались триста тысяч единиц пенициллина.

– Типичные штучки Боуна! Он выдал лицензию, оформленную задним числом. А насчет тестирования пенициллина все ложь. Иначе они не продавали бы его по цене ниже оптовой.

– Если бы ты внимательно слушал докладчиков на сегодняшнем собрании, то понял бы, что пенициллин бесполезен. Когда его только начали использовать, штаммов, имеющих к нему иммунитет, было в среднем около пяти процентов. Теперь же их девяносто пять процентов, и этот показатель продолжает расти.

Флауэрс подумал о деньгах, потраченных на исследования и производство антибиотиков, употребление которых привело к появлению еще более опасных штаммов бактерий. И теперь, чтобы их уничтожить, требуется искать новые, более сильные антибиотики.

– Как же мы сможем положить этому конец, – спросил Флауэрс, – если не наказывать таких спекулянтов при первой же возможности?

Доктор улыбнулся.

– Для того и существует наш комитет. Мы отказались продлить страховку Джона Боуна. Это приведет его в чувство. – Тут его лицо закаменело. – По крайней мере, мы надеялись на это до сегодняшнего дня.

– Что вы имеете в виду? – Флауэрс почувствовал, что бледнеет.

– До того, как Боун отпустил тебя.

Флауэрс с ужасом уставился на пять застывших, как маски, лиц.

– Он не отпускал меня. Я сбежал!

– Брось, Флауэрс, не трать наше время на эту чепуху, – нетерпеливо заявил председатель. – От Джона Боуна невозможно сбежать. К тому же у нас есть свидетельство – запись того, как ты его осматриваешь и назначаешь лечение!

– Но я-то сбежал! – перебил председателя Флауэрс. – Использовал ультразвуковое обезболивание и инъекцию неокураре, а затем сбежал…

– Замечательно! Сначала вылечил Боуна…

– Я дал ему пилюли из сахара…

– Все равно. Боуну они помогают так же, как и любое другое лекарство.

– Разве вам не понятно, зачем Боун послал эту запись сюда? Если бы я действительно лечил его, он сохранил бы такую запись, чтобы шантажом принудить меня к сотрудничеству в дальнейшем.

Члены комитета переглянулись.

– Возможно, мы бы приняли такое объяснение, – сказал председатель, – если бы не получили еще одно доказательство твоего легкомысленного отношения к Профессии и профессиональной этике.

Он включил проигрыватель. Флауэрс с недоверием слушал, узнавая свой голос, как он задает вопросы о медицине, взносах и социальных проблемах. Запись была умело отредактирована. Убийственное доказательство.

Хэл, – подумал он. – Хэл, зачем ты это сделал?

Хотя ответ на свой вопрос он уже знал. Хэл Мок беспокоился, что может не попасть в число выпускников. И чем меньше студентов было в группе, тем больше шансов становилось у Хэла.

Председатель что-то говорил ему.

– Ты подпишешь бумаги на увольнение утром. После этого ты соберешь свои личные вещи и покинешь Центр так быстро, как только возможно. Если когда-нибудь обнаружится, что ты практикуешь или каким-либо образом лечишь больных…

Когда председатель закончил, Флауэрс спокойно спросил:

– Что вы собираетесь делать с доктором Расселом Пирсом?

Глаза председателя сузились, и он повернулся к сидящему справа от него.

– Доктор Пирс? – переспросил он. – Но ведь он исчез тридцать лет назад, да? Он, должно быть, давно мертв. Если бы он все-таки оказался жив, ему сейчас было бы больше ста двадцати пяти лет…

Флауэрс перестал слушать его. Что-то оборвалось у него внутри, словно резанули скальпелем, и он понял, что слушать больше незачем. Человек всю жизнь ищет истину. Если ему повезет, то, прежде чем умереть, он успеет узнать, что абсолютной истины не бывает. У каждого из нас свой маленький кусочек правды, – подумал Флауэрс. И самая страшная ошибка – решить, что именно мы видим всю картину целиком. Медицина не может одновременно вмешиваться в политику и не нести за это ответственности. Доктор Пирс не может одновременно быть героем и злодеем.