Ланской занимал должность фаворита в течение четырех лет. Сама Екатерина пишет о нем, что никого не любила так, как этого молодого человека. Он и в самом деле был наделен множеством достоинств. Безбородко называл его «сущим ангелом» уже за то, что он никак не мешался в политику, не давал императрице советов и вообще держался подальше от «службы отечеству». А у него была возможность сделать политическую карьеру, вернее, начать ее делать. Время было горячее, в Европе все время поговаривали о новых войнах, посему в Петербурге успели побывать император Священной Римской империи Иосиф II, шведский король Густав III и наследник Фридриха Прусского – Фридрих Вильгельм. Зная влияние молодого человека на императрицу, эти великие мужи могли бы с его помощью выгадать себе особые условия. Но Ланской уходил от всех приватных бесед.

Как там Екатерина писала: «…мы строим и садим, мы благотворительны, веселы, честны и кротки». «Мы» действительно очень неглупы от природы, понимая, что это очень нравится Екатерине, любознательны сверх меры. «Мы» коллекционируем произведения живописи и ювелирные украшения, благо – ни в чем нет отказа, «мы» так нарисовали профиль государыни, что рисунок этот перенесли на денежную монету. В XVIII веке рисование профилей было особым видом искусства, их рисовали в виде тени, вырезывали из бумаги и так далее. Но более всего «мы» любим императрицу Екатерину, «мы» преданы ей бесконечно. Как никто!

Екатерина любила молодых людей, это понятно, но Ланской «вступил в фаворитскую должность» в 21 год, поэтому, естественно, встает вопрос – за вычетом царских регалий, чем его очаровала пятидесятилетняя красавица? Эдипов комплекс здесь присутствует в полно мере, да и в отношении к нему Екатерины присутствует что-то материнское. Она пишет «Азбуку» внукам, работу эту обсуждает с Ланским, тут уж он не скупится на советы.

Нелюбимый сын Павел в это время с супругой великой княгиней Марьей Федоровной путешествовали инкогнито (под фамилией Северные) по Европе, можно было отдохнуть от неприятных разговоров с наследником престола, который был зол, обижен на весь мир, насторожен, не сын, а сплошной укор. Умный Ланской всегда старался смягчить разногласия матери и сына, именно Ланской поспособствовал (по совету Никиты Панина, Ланской был его племянником) поездке Павла с женой в Европу. Сама Екатерина долго раздумывала на этот счет. Она боялась отпускать сына в большой мир – мало ли что…

Екатерина «засыпала» юного фаворита почестями и наградами. Состояние Ланского было огромным и составляло где-то шесть миллионов рублей, куда входили дома, имения, коллекции, крестьянские души. Из длинного ряда фаворитов Ланского выделяет ранняя, загадочная смерть, о которой сочинили кучу небылиц и продолжают их смаковать до сих пор. Во всяком случае, осталось свидетельство лечащего врача Вейкарта, что, мол, для сохранения «мужской силы», о которой Екатерина с восторгом писала Гримму, молодой человек пользовался возбуждающим средством – контаридом. Пикуль пишет о некой «шпанской мушке», которую широко использовалась в те времена для сохранения потенции.

Заболел Ланской в июне, почувствовав боль в горле. Позвали врача, жар усиливался. Врач сказал, что злокачественная лихорадка заразительна, а потому государыне не следует находиться рядом с больным. Екатерина словно не услышала это предупреждение. Она бросила все дела и находилась при Ланском неотлучно, сама была сиделкой, сама давала лекарства. Болезнь не отступала. Придворный медик Вейкарт был не сразу призван для лечения. Виной тому были сплетни, мол, немец ничего не смыслит в медицине, но главное, Екатерина не могла до последней минуты сознаться себе, что речь идет о смертельной опасности. Вейкарт был позван к больному только на пятый день. Врач заглянул в горло Ланского и тут же сказал, что молодой человек обречен. На пятый день болезни Александр Дмитриевич Ланской скончался. Диагноз: злокачественная лихорадка в соединении с жабой. Что подразумевалось под словом «жаба» я не знаю, в наше время бывает «грудная жаба», так прозвали стенокардию. Вряд ли у молодого человека было больное сердце. Современные медики поставили вполне понятный для нас диагноз – дифтерит. Сейчас всем детям делаются прививки от страшной болезни, а в XVIII веке она косила людей как оспа.

После смерти Ланского Екатерина разве что не помешалась от горя, она сутками плакала не переставая, отказывалась всех видеть и вообще забыла о своих обязанностях императрицы. Вот ее письмо к Гриму, которое она начала еще до болезни Ланского, а потом отложила до времени: «Когда я начинала это письмо, я была счастлива, и мне было весело, и дни мои проходили так быстро, что я не знала, куда они деваются. Теперь уже не то: я погружена в глубокую скорбь, моего счастья не стало. Я думала, что сама не переживу невознаградимой потери моего лучшего друга, постигшей меня неделю тому назад. Я надеялась, что он будет опорой моей старости: он усердно трудился над своим образованием, делал успехи, усвоил мои вкусы. … Словом, я имею несчастие писать вам, рыдая…»

Любви императрицы хватало на всех, кроме собственного сына. Потом она и невестку разлюбила. Павел и Мария Федоровна отправились в Европу под именем графов Северных в 1781 году. Павел не хотел тратить время на официальные торжественные приемы. Путешествие заняло более года. Дома Павел был холоден, но безукоризненно вежлив с матерью, а за границей развязал рот, порицая ее внешнюю политику, жалуясь на засилье фаворитов и продажность ближайшего окружения императрицы. Европа открыла уши и с удовольствием сплетничала по поводу русского двора. Когда графы Северные были в Вене, в их честь хотели дать на театре трагедию «Гамлет». Актер, исполняющий главную роль, объявил, что неуместно играть Шекспира в присутствии «русского Гамлета». Позднее Екатерина запретила в России ставить «Гамлета».

Павел с женой были в Париже, когда пришло письмо от матери (в 1782 году, где-то в сентябре), письмо гневное. Оказывается, в Петербурге раскрыт «заговор» против самой государыни и главные виновники – два приятеля цесаревича: князь Куракин Александр и флигель-адъютант Павел Бибиков. Последний был уже арестован «по причине предерзостных его поступков, кои суть пример необузданности, развращающей все обязательства». Куракина арестовать не могли, поскольку он сопровождал цесаревича в его поездке, но как только князь Александр вернулся на родину, он был немедленно сослан в Саратовскую губернию в собственную деревню, где должен был жить безвыездно.

Подозрение в «заговоре» было смехотворным. Ярость императрицы вызвала переписка Куракина и Бибикова. Последний позволил в письмах неодобрительно отзываться о «Кривом» – Потемкине. Мало того, что он полный хозяин в стране, что он самодур, невежда, так он еще «подкладывает под императрицу грелки». В данном случае этой «грелкой» был Ланской. В России всегда перлюстрировались важные политические и иностранные письма, судя по всему, за поездкой Павла зорко следили. Вся эта история по-разному оценивается современниками. Князь Александр Куракин был масон. Бытовало мнение, что Павла склоняли тоже приобщиться к «вольным каменщикам», а Екатерина очень не любила масонов, чувствую в них скрытую себе угрозу.

Павел и Мария Федоровна вернулись в Россию в ноябре 1882 года. Через год у них родилась дочь Александра (1783–1801 гг.). В честь этого события императрица подарила сыну мызу Гатчину, находящуюся в 60 километрах от Петербурга. Ранее Гатчина принадлежала Григорию Орлову. В 1783 году он умер. Екатерина выкупила у наследников мызу в казну, а потом подарила сыну. Подарок был великолепен: роскошный дворец, построенный архитектором Ринальди, великолепный парк. К мызе были приписаны двадцать деревень.