Тонино и Анджелика снова высунули головы из карманов:

— Да!

— В таком случае, — сказал герцог, — будьте добры прийти к соглашению насчет заклинания. Вам действительно необходимо выбраться отсюда и заполучить эти слова, пока от Капроны еще что-то осталось.

— Хорошо, — отозвался Тонино. — Вызовем мышей.

Сам он не считал это делом первой необходимости.

Сказано — сделано. Герцог остановился в широкой оконной нише и задымил окурком сигары, который взял из-под Анджелики, а запалил зажигалкой, взятой из-под Тонино, — чтобы прикрыть заклинание. Тонино высунулся из кармана и запел, медленно и тщательно выводя то единственное призывное заклинание, какое знал.

Анджелика стояла в другом кармане и, воздев руки, быстро-быстро произносила заветные слова — очень уверенно и наверняка неверно. Впоследствии она клялась, что так получилось, потому что ее разбирал смех.

Тут подошел кто-то из дворцовых. Тонино показалось, что это один из придворных, смотревший их кукольное представление, но с полной уверенностью этого утверждать не мог, так как герцог немедленно прикрыл карманы клапанами и запел сам.

Весело труба играет,

Ангел песню распевает, —

гремел герцог. Даже Анджелика не пела так фальшиво. Тонино стало невероятно трудно продолжать. И конечно, именно тогда и произошел сбой. Тонино внезапно овладело такое чувство, будто слова обрели огромный вес.

— Ах, Поллио! — прервал свое ужасное пение герцог. — Самое лучшее, когда горит Капрона, — хорошая песня. Так поступил Нерон, а теперь — я.

— Да, ваша светлость, — произнес придворный не очень внятно и обратился в бегство.

— И этот уверен, что я не в себе, — вздохнул герцог. — Ну что? Закончили?

Именно в этот момент Тонино почувствовал, что у него сел голос, и понял, что заклинание так или иначе срабатывает.

— Да, — ответил он герцогу.

Однако, по всей видимости, ничего пока не происходило. Герцог вполне философски заявил, что требуется время, чтобы мыши преодолели расстояние от Корсо до дворца, и продолжил путь на кухню. Насколько Тонино мог судить, там тоже считали его сумасшедшим. Герцог попросил два ломтя хлеба и два кружочка масла, которые с торжественным видом разложил по карманам, в каждый по одному. А когда он проговорил: «В правом кармане приспособление для обрезки сигар, им очень удобно намазывать хлеб маслом», — на кухне, без сомнения, решили, что он окончательно свихнулся.

И Тонино с Анджеликой услышали, как один из кухонных с сомнением спросил:

— В самом деле, ваша светлость?

Как раз в этот момент кто-то вбежал, крича о грифонах с пьяцца Нуова. Они летели через реку прямо на дворец. Последовала всеобщая паника. Все орали и вопили и в один голос утверждали, что это дурной знак — знак поражения. Тут прибежал кто-то еще с известием, что один из грифонов долетел до дворца и бьется, сползая по мраморному фасаду. Страх и смятение усилились. И тут же все запричитали, что теперь большой золотой Ангел, что на Соборе, тоже улетит.

Тонино, пользуясь сумятицей, отламывал кусочек хлеба с помощью герцогской зажигалки, когда герцог гневно крикнул:

— Чепуха!

Воцарилась полная тишина. Тонино не смел шевельнуться, потому что все уставились на герцога.

— Неужели не понимаете? — сказал герцог. — Это же вражеская уловка. Но нас, капронцев, так легко не запугаешь! Вот… вы! Пойдите и приведите сюда род Монтана. А вы приведите Петрокки. Скажете им, что дело неотложное. И чем больше их придет, тем лучше. Я буду в Северной галерее.

С этими словами он повернулся и пошел в Северную галерею, а Анджелика и Тонино шмякнулись о хлеб, всячески стараясь не наступить на масло.

Придя в Северную галерею, герцог уселся на широкий подоконник. Анджелика и Тонино наполовину высунулись из его карманов и принялись за хлеб с маслом. Герцог дружески передавал сигарообрезыватель от одного своего карманного жильца к другому, а в промежутках словно погружался в раздумья и сидел, уставившись на белые вспышки в горах за дворцом.

— Говорила же я тебе, Тонино, — не удержалась склонная к самодовольству Анджелика, — что мои заклинания всегда срабатывают.

— Железные грифоны, — сказал Тонино, — не мыши.

— Не мыши, — согласилась Анджелика. — Но я никогда еще не совершала ничего столь грандиозного. Рада, что они не разрушили дворец.

— Ничего, — заметил герцог мрачно, — пушки Пизы это вскоре сделают. На реке видны канонерки, и я уверен — их, а не наши. Ах, кабы ваши семьи поторопились!

Но прошло полчаса, прежде чем появился любезный лакей, заставив герцога поспешно опустить клапаны на карманах и развеять во всех направлениях промасленные крошки.

— Ваша светлость, члены семей Монтана и Петрокки ждут вашу светлость в Большом приемном зале.

— Хорошо! — сказал герцог, вскочил и побежал так быстро, что Тонино и Анджелике пришлось упереться ступнями в швы его карманов и крепко держаться за их края.

Несколько раз они срывались, хотя герцог старался помогать им, придерживая на бегу карманы руками. Наконец они почувствовали, что он остановился:

— Проклятье! — прогремел он. — Всегда одно и то же!

— Что? — спросил Тонино, тяжело переводя дыхание.

Он чувствовал себя так, словно ему перетрясли все внутренности.

— Мне назвали не ту комнату! — бросил герцог и вновь пустился бегом по коридорам и залам.

Тонино и Анджелика тряслись в его карманах, пока не почувствовали, что он нырнул в открытую дверь. Карманы сильно качнулись. Потом качнулись в другую сторону: герцог, скользнув по паркету, остановился.

— Лукреция! Это… это уже ни на что не похоже! Ну почему вы всегда посылаете меня не туда!

— Я не могу отвечать за нерадивость прислуги, милорд, — раздался на некотором расстоянии ледяной голос герцогини. — В чем, собственно, дело?

— Это… — начал герцог. — Эти… — Тонино и Анджелика почувствовали, что он дрожит. — Это все были Монтана и Петрокки. Были! Я посылал за ними. Да, посылал.

— И что, если были? — раздался голос герцогини гораздо ближе. — Желаете разделить с ними компанию, милорд?

Они почувствовали, как герцог отступает, пасуя перед герцогиней.

— Нет. Отнюдь нет! Исполнять ваши желания, моя дорогая, для меня всегда удовольствие… Я… я… просто хотел бы знать почему. Они ведь пришли сюда насчет грифонов.

Голос герцогини снова отдалился.

— Потому, если вам угодно, что Антонио Монтана меня узнал.

— Но… но… — пролепетал герцог, смущенно хихикнув, — вас все знают, моя дорогая. Вы — герцогиня Капронская.

— Я имею в виду, узнал, кто я на самом деле, — сказала герцогиня уже со значительного расстояния.