Мы выбрали свой передовой командный пункт в одном километре северо-западнее Рудни, в 150 м от шоссейной дороги на Витебск. Оперативная группа 19-й армии находилась в стороне от Смоленска на удалении 18—19 км.

…Солнце уже стояло совсем низко над горизонтом, когда в районе Рудни появились немецкие танки. Шли они по дороге в направлении города, вблизи которого был мой командный пункт. Услыхав стрельбу, не похожую на стрельбу полевой артиллерии, я послал офицера связи на легковой машине вперёд, чтобы выяснить, что там происходит. В 3 км от моего командного пункта на повороте шоссе он столкнулся в упор с немецкой танковой колонной, впереди которой на легковой машине ехали три фашистских офицера.

Офицер связи, будучи находчивым человеком, выскочил из машины, бросил ручную фанату в машину фашистов и, нырнув в высокую рожь, бегом направился обратно, чтобы предупредить нас об опасности.

Танки противника на некоторое время задержались возле подбитой машины, затем снова двинулись в Рудню.

Пока офицер связи добрался до нас, вражеские танки вышли в район командного пункта. Они обстреливали дорогу и обочины. Над нашими головами то и дело проносились немецкие самолёты, бомбившие и обстреливавшие местность, лежащую на пути движения танков.

Мы находились в густом кустарнике в ложбине, в стороне от дороги. Машины и люди были отлично укрыты густой рожью, а выезд с командного пункта на шоссе был сделан далеко в стороне.

Когда вражеские танки оказались в полукилометре от Рудни, из города навстречу танкам, не подозревая об опасности, выехали две военные легковые машины. Сидевшие в них люди, заметив танки, вышли из машины и побежали к позициям противотанковой батареи, расположенным на подступах к городу. Несколько пушек немедленно открыли огонь по танкам. Головной танк остановился, следовавшие за ним танки стали разворачиваться вправо и влево, открыв огонь по нашей батарее, но она продолжала стрелять, задерживая их продвижение. Люди, организовавшие борьбу артиллерии с танками, сели в машины и, свернув с шоссе, поехали по просёлочной дороге.

Позже выяснилось, что в машинах ехали командующий 19-й армией генерал-лейтенант И.С. Конев и начальник политотдела армии бригадный комиссар А.М. Шустин, который был в этом бою ранен. Они направлялись в передовые части, попутно предполагая заехать и на наш командный пункт. Выехав из города и неожиданно натолкнувшись на вражеские танки, И.С. Конев быстро организовал отпор танкам.

На подступах к Рудне головные танки вновь задержались, открыв прицельный огонь по станции и городу. Остановилась и развернулась следовавшая за танками колонна мотопехоты. Заработали станковые пулемёты. Немецкие автоматчики двигались прямо на нас.

Оставалась единственная возможность: выбраться на север. Впереди было открытое пространство метров 150—200. Я сказал шофёру Демьянову, чтобы он сделал несколько резких поворотов в сторону, пока мы не въедем в рожь. Со мною ехали Хирных и Пархоменко, остальные тоже приготовились к отходу, кто на машинах, кто на мотоциклах, кто пешком.

Фашисты никак не думали, что у них под носом находится командный пункт заместителя командующего фронтом. Орудия танков и пулемёты не были повёрнуты в нашу сторону, и наш манёвр удался. Вслед нам раздалось несколько автоматных очередей. Спаслись все. Генерал Конев, считая меня погибшим, донёс об этом в штаб фронта…»

Наблюдавший дуэль между танками и артиллеристами, которыми командовал командарм 19-й армии, Ерёменко, в свою очередь, доложил в штабе фронта о вероятной гибели генерала Конева.

«У шоссе, идущего от Витебска на Рудню, — вспоминал Иван Степанович, — я увидел брошенную 45-мм пушку с несколькими снарядами, а возле неё артиллериста. Чтобы поставить орудие на более выгодную позицию, мы вытянули его с обочины прямо на шоссе. Пока мы эту операцию проводили, подполковник Чернышёв, мой адъютант для поручений, вёл наблюдение в бинокль, и он вдруг докладывает: “Товарищ командующий, из леса выходят на шоссе немецкие танки”.

Смотрю, действительно, танки с крестами и свастикой. Тогда я встал к орудию, прицелился за первого номера, а тому парню-артиллеристу скомандовал: “Огонь!” Пальнул из пушки — и попали в передний танк. Облако дыма… Немцы, однако, быстро пришли в себя и стали разворачивать танки. Пришлось ретироваться, сперва на машине, она была под рукой, а когда машина, как назло, застряла у деревни Рудни на огороде, — бросить её и перебегать, укрываясь от огня за домами. Начальника политотдела, бывшего со мной, ранило в руку… Перемахнули через забор, по овражку вверх, а за ним на высотке стоял наш бензовоз. Откуда-то подоспела легковая машина, в неё мы втащили раненого и под огнём по шоссе отправили его в штаб армии. Сам я на бензовозе перевалил через высотку, нашёл ещё какую-то машину и к вечеру добрался в свой штаб армии, находившийся на станции Кардымово. Приехал, а мне докладывают: “Получено донесение, что вы убиты… Сообщил генерал Ерёменко. Он видел, как немецкие танки развернулись и вели огонь по командарму Коневу”».

Как видите, два генерала вспоминают один и тот же случай по-разному. Но, скорее всего, Конев в деталях точнее. Посудите сами, почему «противотанковая батарея, расположенная на подступах к городу», не открыла огонь до того, как к ней подбежали офицеры штаба армии и сам командующий? Так что вряд ли соответствует действительности картина, нарисованная заместителем командующего Западным фронтом, — «несколько пушек немедленно открыли огонь по танкам». Противотанковые пушки, скорее всего, были брошены своими расчётами. Конев, старый артиллерист, конечно же, умел обращаться с «сорокапяткой» — самой распространённой в наших войсках пушкой. Из описания последовательности событий, произошедших в тот день на шоссе Витебск—Смоленск, следует, что Конев успел всех своих офицеров расставить по местам в орудийном расчёте. При этом он знал, что лучше его никто выстрелить по танку не сможет, поэтому обязанности наводчика принял на себя. Обстоятельства, в которых оказались командарм и его офицеры, подтверждают, что артиллеристов в тот момент рядом не было, вернее, был только один.

Эпизод можно комментировать с разных точек зрения. С одной стороны, не дело командарма стрелять из ПТО по немецким танкам. Его дело организовать свою армию так, чтобы по танкам палили те, кому это положено по штату. Как говорил Наполеон, храбрость генерала и храбрость ротного фельдфебеля не одно и то же. Но это был 1941 год. На шоссе была не горстка автоматчиков, которая, как мы помним, до смерти смутила командира 25-го стрелкового корпуса генерала Честохвалова, при том что за его спиной ехал бронеавтомобиль с пулемётом, — дорогу автомобилю командарма 19-й армии преградила танковая колонна. И Конев сработал за первого номера расчёта «сорокапятки» не хуже штатного артиллериста. Это и в генерале надо ценить.

Витебское сражение научило Конева многому. И не только управлению войсками, но и управлению генералами. Уже под Смоленском он написал представление главкому Западного направления маршалу Тимошенко: «Командир 34 СК (стрелкового корпуса) генерал-лейтенант Хмельницкий в бою показал неустойчивость, плохо руководил войсками, снят с занимаемой должности. Предан суду. 27.07.1941».