Тут нам кажется уместным привести следующее высказывание Роберта Веймана: «Гимны Гомера и оды Пиндара обладали еще, правда, некоторой культовой функцией (в них восхвалялись боги), но поэтическое выполнение этой функции уже предполагало наличие живой образной, художественной фантазии. Следовательно, между культово-магическим ритуалом и возникновением искусства существовали значимые промежуточные звенья, происходили социально-эстетические процессы, в ходе которых культовое действо сублимировалось коллективной фантазией и, одновременно, оба эти элемента сливались в индивидуальном художественном творчестве».[402]

Следующий элемент аретр Пиндара – честность и прямота. Это – лучший метод достижения желаемого. Лучший, хотя, разумеется, не самый легкий:

Аристократический характер творчества Пиндара делал его поэзию узко ограниченной. Однако сила эпиникиев часто заключается в противоречивости высказываемых поэтом взглядов. Не всегда «явный путь» воспевается Пиндаром. В частности, превознося победы Гиерона и Феронта – сиракузских тиранов – Пиндар не скрывает, что они часто добывали победу в Олимпии и Дельфах умением своих возниц. Впрочем, это неэтично лишь с современной точки зрения. Как уже упоминалось, такое явление было вполне узаконенным и обычным для той эпохи. Прямое указание на это находим, например, во II Пифийской оде (с. 10–12).

Поэтому трудно согласиться полностью с А. Ф. Лосевым, который пишет: «Тем не менее оды эти не содержали никакой лести. Они воспевают фактических, а не фиктивных (подчеркнуто нами. – Ю. Ш.) победителей, а любовь к играм и наградам была у греков общенародным чувством».[403]

К сожалению, слишком часто на эллинских стадионах венок доставался не вознице, правящему конями, а хозяину упряжки, который во время состязаний находился среди зрителей.[404] Таким же образом одерживали победы в Олимпии и Дельфах сиракузские тираны.

И в то же время, несомненно, что искренние симпатии автора принадлежали тем, кто победу на стадионах добывал самолично.

Когда Геродот Фиванский победил колесницей на Истмийских играх, то Пиндар в I Истмийской оде так восхвалял его:

Ссылка на Полая и Кастора символична: ведь они всегда правили лошадьми собственноручно.

О группе эпиникиев, посвященных Гиерону Сиракузскому (Olympia, I; Pythia, I, II, III), В. Майков писал: «…В одах этих характеризуется как талант Пиндара, так и его независимое отношение к сильным мира сего…»[406]

Действительно, прославление и восхваление у поэта никогда не переходит в заискивание. Чувство собственного достоинства Пиндар не терял ни при каких обстоятельствах, хотя и не стал советником и учителем тиранов, как Симонид Кеосский (по крайней мере, данных об этом у нас нет).

Тем не менее социальная приверженность певца эллинской аристократии вполне определенна. В уже упомянутой нами монографии А. И. Доватура об Аристотеле читаем: «Если начать с высказываний о добродетели (аретг|) как свойстве, присущем тем, чье главенство в государстве гарантирует последнему счастливую жизнь, то нетрудно обнаружить связь этих высказываний с классовой позицией…»[407] Это мнение полностью приложимо и к творчеству Пиндара.

Победа на состязании – обязательная составная часть арен] – часто ассоциируется и даже отождествляется у Пиндара с понятием счастья. На стадионах, где

Это доступно лишь самым достойным. Но зато в итоге:

(Olympia. I, с. 95–99)

И далее:

(С.99-100)

Вспомнив о тех почестях, которые воздавались олимпионикам и вообще лучшим атлетам, можно поверить, что счастье, воспеваемое Пиндаром, было в определенной мере реальным.

Несмотря на социально узкую трактовку доблести, поэт признает: всякое достижение ценно лишь в том случае, если связано с преодолением препятствий. Победа и слава будут полными только тогда, когда их добудешь в трудном поединке. И это также определяет Пиндарову ἁρετή.

В VI Олимпийском эпиникии поэт говорит на этот счет вполне определенно:

В этом смысле, если говорить о тезисе трудности победы, Пиндар перекликается и с Симонидом, и с иными своими предшественниками. Та же мысль: победа редко достается без труда и именно труд – ее лучшее украшение – высказана в X Олимпийском (с. 22–23) и в других эпиникиях.

Но наряду с этим «доблесть многих аристократов была очень и очень относительной: многие фактически воспевались за то, что обладали лучшими конюшнями и имели самых породистых лошадей…»[408]

Воспевается Пиндаром и душевная щедрость победителя (Isthmia, I, С. 60–69), и его скромность (Olympia. VI, с. 73 и сл.) – один из существенных компонентов ἁρετή.

Тезис о всестороннем развитии атлета как наиболее желательном варианте четко высказан в V Пифийском эпиникии, посвященном победе Аркесилая Киренейского на состязании колесниц.