дверь на балкон, так как в кабинет врывался сильный ветер. В это время к нему вошел Невьянцев.

— Терентий Дмитриевич, жена и дочь Белых-Домрачева находятся в моем кабинете.

— Девочку не следует травмировать, пусть она подождет там же, — сказал Дерибас, — а Софью Павловну введите по моему звонку.

— Все понял.

Невьянцев вышел. Дерибас приказал доставить к нему Белых.

— Садитесь. — Дерибас указал на стул возле стола, поставленный так, чтобы арестованный не мог видеть входящих в кабинет. — И вы останьтесь, — приказал он охраннику.

— Ну что, Белых, надумали говорить?

— Кончали бы, гражданин начальник, да побыстрее. И все тут! Измучили вы меня и себя. Все равно ничего не скажу.

— Твердый вы орешек…

В кабинет вошел Невьянцев и остановился возле двери.

— Пусть войдет, — кивнул ему Дерибас.

В кабинет вошла довольно молодая светловолосая женщина. На усталом лице ее были видны следы волнения. Она хоть и дала согласие на эту встречу, была подготовлена к ней, но не могла сдержать волнения.

— Садитесь, пожалуйста, — предложил Дерибас.

— Спасибо, — сквозь слезы ответила женщина.

Белых уловил знакомый голос и повернул голову. Дернулся, вскочил. Ухватился руками за стол. Плюхнулся боком, едва не свалившись на пол. Подбежавший конвоир помог ему сесть прямо. Белых уронил голову на руки и заплакал. Заплакала и женщина.

Дерибас приказал дать им воды и, когда немного успокоились, сказал:

— Белых, или как вас там… можете подойти к жене…

Когда арестованного уводили обратно в камеру, он без надежды на успех произнес:

— Если б я мог все знать!

А двое суток спустя, после того как уехали домой жена и дочь, Невьянцев вызвал к себе на допрос Белых-Домрачева.

— Вы рассказали все?

— Да.

Невьянцев позвонил Дерибасу:

— Терентий Дмитриевич, допрос Белых я закончил. Вы хотели с ним поговорить…

— Сейчас зайду.

Дерибас зашел в кабинет к Невьянцеву, сел на стул.

— Здравствуйте, Домрачев.

— Здравствуйте…

— Вы полностью признаете свою вину?

— Да. Чего уж там. Заслужил то, что вы мне дадите.

— Даем не мы, а суд… Уточните, пожалуйста, каким образом вы должны были готовить восстание?

— Создать ячейку из надежных людей. Грачев пришлет оружие. В нужный момент окажут помощь из-за рубежа. Обратите внимание, что Грачев и его заместитель Морев пользуются особым доверием японцев.

— Морев? Как звать его?

— Алексей.

В памяти Дерибаса возникли какие-то смутные ассоциации, прозвучало что-то знакомое. Кто бы это мог быть? На своем веку он столько наслушался имен и фамилий!

— Так что же этот Морев?

— Я хотел сказать, что Грачев и Морев получают крупные суммы денег, вооружение, документы — в общем, все, что нужно для задуманного ими дела. Я в свою очередь должен был собирать шпионские сведения для передачи японской разведке.

«Морев, Морев… Кто такой Морев?» — Дерибас слушает, а мысль, все время вертится вокруг этой фамилии.

— Морев эмигрант?

— Да.

— Вы не знаете, как он оказался за рубежом?

— Знаю. Он рассказывал сам. В 1929 году бежал из Советского Союза. Боялся, что будет арестован за участие в антоновском восстании.

— Стоп! — Дерибас вдруг отчетливо вспомнил Евдокима Муравьева, Ишина и Эктова, которых Муравьев привез в Москву, рассказы Муравьева о других активных антоновцах. «Морев истязал пленных красноармейцев! Как же мог забыть эту фамилию! Выше среднего роста, волосы рыжие…» — Как он выглядит?

— Довольно высокого роста. Волосы рыжие…

Тот самый!

— Имейте в виду, Невьянцев, что этот Морев очень опасный человек. Жесток и коварен. К своей цели стремится, невзирая на средства. Морева нужно держать под пристальным вниманием… Что вы еще хотите рассказать, Белых-Домрачев?

— В последнее время «Трудовая крестьянская партия» по указанию японских разведчиков установила тесные контакты с организацией «Братство русской правды», которая формирует диверсионные отряды для посылки в Приморье, а также с «Объединением крестьянско-казацких групп». Это значительно расширяет их возможности.

— Хорошо. Теперь о главном. Мы не призываем вас к мести, но предлагаем бороться вместе.

— Я согласен. Спасибо…

3. НАЧАЛО ЛЕГЕНДЫ

Алексей Морев поднимался ровно в восемь утра и делал зарядку. Человек он был физически сильный и по характеру упорный. Зарядку делал регулярно, для этой цели даже купил две двухпудовые гири, с которыми упражнялся.

Жил Морев в маленькой, не больше десяти метров, комнатке. После зарядки кипятил тут же воду, готовил завтрак. Еда была скудная: овощные пельмени (с капустой) и стакан чаю или горсть риса с кусочком жесткой рыбы. Откуда у эмигрантов могли быть деньги на лучшее питание? Те несколько золотых вещей, которые прихватил Алексей и которые отобрали у него при обыске полицейские, так и канули в вечность.

От знакомых эмигрантов он узнал, что все они живут в большой нужде. Например, казачий полковник Роман Вертопрахов работает сторожем в магазине Чурина, а бывший помощник начальника штаба 1-го Амурского казачьего полка — Чехович торгует на базаре замками. Между казачьими атаманами идет грызня.

Но Алексей не терял надежды на лучшее будущее.

После завтрака Морев шел на службу — в правление дальневосточного бюро «Трудовой крестьянской партии», которое размещалось в трех комнатах одноэтажного бревенчатого дома в районе Мадягоу — там, где проживала эмигрантская беднота. Идти было недалеко, и Морев приходил на несколько минут раньше Грачева. Открывал форточку, чтобы из комнат выветрился затхлый воздух.

Грачев открывал дверь рывком и с силой захлопывал за собой. Больше всего он походил на портового грузчика-силача. Всегда был одет в дорогой костюм. С Моревым здоровался за руку и садился за свой конторский стол.

Иногда заходили посетители. Интересовались насчет работы и покидали комнату раздосадованные, так как помощи не получали: устроить на работу Грачев и Морев никого не могли. Кое-кто интересовался эмигрантской литературой. Грачев показывал брошюры и листовки ТКП, рассказывал о целях партии.

За те месяцы, в течение которых Морев работал в правлении ТКП, он близко сошелся с Грачевым, стал его доверенным лицом. Во время продолжительных бесед, когда в бюро никто не заглядывал, а это было довольно часто, Грачев поведал ему свою биографию. Он любил вспоминать прошлое и жил этим прошлым, так как настоящее было неприглядно.

— Меркулов оказался не той фигурой, — объяснял он причины поражения белой армии на Дальнем Востоке. — Нам бы сюда генерала Кутепова, человека с твердой рукой… Пытался я продолжать борьбу в отряде Пепеляева. Вот был командир! При одном имени трепетали… Но время было упущено. Да и отряд у него был малочисленным. Пришлось на рыболовной шхуне бежать в Хакодате… В одном из боев меня ранили в левую руку, и в Японии пришлось отнять большой палец. Хорошо, что обошлось этим. — Грачев поднимал вверх широкую кисть