Радикофф вздрогнул.

– Но… это же не она «кладбищенская девушка», про которую говорили в новостях?

Энджи выдержала его взгляд.

– Драммонд приходила сюда смотреть, как тренируется Батлер. Здесь она, как я понимаю, и познакомилась с Джексом.

– А я при чем?

Краем глаза она заметила, что к ним направляется Мэддокс.

– Где можно найти Джекса?

Лицо Радикоффа тут же стало ледяным.

– Извините, мне не разрешается вступать в дружеские связи с членами или гостями клуба. И вообще, контрактом мне запрещено говорить о них.

Подхватив со скамейки спортивную сумку и ракетки, он зашагал прочь. Энджи смотрела ему вслед. Красивые ноги. Удивительно красивые ноги. И идеальная задница.

Мэддокс подошел и остановился рядом, проследив за ее взглядом. Энджи покосилась на него – синие глаза уже смотрели на нее. От него буквально волнами исходила странная энергия.

– А если бы это он вошел тогда в ночной клуб?

– Никогда, – тихо сказала Энджи, – больше об этом не заговаривай.

Со стесненным сердцем она направилась к выходу. Ею двигала непривычная смесь воинственности и чего-то похожего на стыд. Энджи было неприятно, что Мэддокс знает о ее пристрастии, что он ее осуждает и припомнил достопамятный случай в рабочем контексте, но еще противнее было, что ей не все равно, что думает Мэддокс.

Она довольно долго простояла под дождем у «Импалы», и Мэддокс наконец показался на пороге клуба. Энджи успела порядком вымокнуть, когда он открыл машину, но уселась молча. Он завел мотор и включил печку, а сам вывел свою дворняжку на коротенький променад. Вернувшись, он не торопясь налил псу воды в миску из бутылки, которую отыскал в багажнике.

– Что ты узнал от «мисс Швеции»? – требовательно спросила Энджи, когда Мэддокс сел за руль.

– По нулям. А ты от этого Джимми Коннорса?

Энджи, стиснув зубы, отвернулась к окну. Мэддокс выехал на дорогу.

– Джон Джекс – член клуба, как мы и подозревали. Его тренирует Серж Радикофф. Узнав, что я коп, он сразу замолчал. Поговорим с Риком Батлером – узнаем больше.

Вместо того чтобы ехать в отделение, Мэддокс свернул налево, одновременно шаря на заднем сиденье и не отводя взгляда от мокрой дороги.

– Куда мы едем? – не выдержала Энджи.

– Можешь достать плед?

– Что?

– Плед, за моим креслом. Накрой Джека-О. Холодно, а у него шерсть выбрита. После второй операции у него, по-моему, иммунитет ни к черту.

Энджи нахмурилась, но дотянулась и взяла плед. Когда она накрывала им собаку, Джек-О зарычал и щелкнул зубами. Энджи отдернула руку.

– Вот зараза, чуть не тяпнул!

Губы Мэддокса изогнулись в сдерживаемой улыбке.

– Что смешного?

– Наверное, чувствует, что ты его недолюбливаешь.

– Ну и недолюбливаю, что с того? А что там любить?

Мэддокс искоса взглянул на нее.

– Нет уж, ответь, почему тебе нравится эта собачонка? – разошлась Энджи.

– Хочешь правду?

– Только правду!

– Потому что с ним мне легче на душе. Будто от меня все же что-то зависит. – Он пожал плечами, снова свернул за угол, остановился на светофоре и повернул голову к Энджи: – На этой работе такое ощущение возникает не всегда.

«Я сажаю негодяев, я хорошо умею это делать, папа. Чертовски хорошо. Благодаря мне мир становится лучше.

– Неужели?

– Да! Иногда…»

Мысли Энджи перескочили на Тиффи, которую не удалось спасти, на Хаша, который скончался по ее вине, а теперь без него пусто и плохо. Энджи думала о полных муки и горького укора глазах Лорны Драммонд, которая не удержалась на ногах от страшной новости, а опустилась на пол, скуля, как животное. Все это вдруг разом навалилось на Энджи, и ей стало трудно дышать.

– Куда мы едем-то? – уже тише повторила она.

– Надо отвезти Джека-О. Базьяк разорился на пиццу к вечернему брифингу, а я наконец нашел барбосу няньку: старик из гавани согласился за ним присмотреть, хотя бы пока этом в расследовании что-то не прояснится.

– Почему из гавани?

– А я живу в Западной бухте на старой яхте. Пытаюсь ее ремонтировать, но одно починишь – другое ломается. Надеюсь, когда потеплеет, удастся что-то наладить.

– Ты еще и моряк?

Мэддокс коротко засмеялся:

– Мы с супругой мечтали обзавестись к пенсии собственной яхтой, когда Джинн вырастет и будет жить отдельно. Плавать вдоль побережья, бросать якорь в живописных маленьких бухточках. Устраивать гонки на каяках, ловить рыбу… – Несколько кварталов он молчал. – А потом мой брак развалился. Эта работа и семья практически несовместимы.

Любопытство в Энджи пересилило такт.

– Вы разошлись?

– Как раз сейчас переживаем весьма болезненный развод. Может, поэтому-то я и привязался к Джеку-О – собака тебя не бросит… – Он снова замолчал. Энджи показалось, что она только что нечаянно увидела очень личную и закрытую сторону этого человека. Она не хотела знать больше, не хотела того, что смутно начинала чувствовать, но не удержалась от вопроса:

– Тогда зачем ты носишь обручальное кольцо?

– Ради Джинн. Надел в воскресенье перед встречей с ней в знак твердого намерения сохранить семью. Джинни винит меня в том, что мама нашла себе другого… – Мэддокс невесело усмехнулся. – Наверное, я просто находка для психотерапевта со своей склонностью спасать окончательно развалившееся: то старую шхуну, то прежнюю мечту о жизни на пенсии, то семью, которой давно уже нет…

Сердце гулко стучало в груди Энджи – значит, он не снимал кольцо, чтобы подцепить ее в клубе; наоборот, ненадолго надел ради спокойствия своего ребенка, но человека тут же сдернули на место происшествия и втравили в это расследование.

– Надо было все же ехать двумя машинами, – решительно сказала она. – Я бы уже вернулась в управление, пока ты возишься со своей дворняжкой…

╬

Когда Мэддокс свернул на шоссе, ведущее в гавань, впереди вдруг показалась лечебница «Маунт Сент-Агнес». Энджи, встрепенувшись, глянула на часы. Секунду она боролась с собой, но, когда они с Мэддоксом проезжали мимо ворот, сказала:

– Подожди! Сверни сюда… Пожалуйста.

Мэддокс взглянул на нее и сбросил скорость «Импалы» у входа в лечебницу, обнесенную высокой стеной с большими коваными воротами.

– Зачем?

– Я обещала… кое-кого сегодня навестить. Мне нужно полчаса, не больше. Ты пока можешь отвезти собаку. Заедешь за мной на обратном пути.