– Хорас, пора идти, – окликнул Чемберлен Уилсона.

Даладье, наблюдавший за событиями со стороны, обратил на Хартманна меланхоличный взгляд.

– Nous commençons?[25] – спросил премьер, стоявший у группы французских делегатов.

Среди них Пауль узнал посла Франсуа-Понсе.

Даладье огляделся вокруг и нахмурился.

– Où est Alexis?[26] – спросил он.

Никто, похоже, не знал. Франсуа-Понсе вызвался найти пропавшего.

– Peut-être qu’il est en bas[27], – проговорил дипломат и вышел из комнаты.

Даладье поглядел на Хартманна и пожал плечами: иногда, мол, министры иностранных дел теряются, и что тогда прикажете делать?

– Полагаю, не стоит заставлять герра Гитлера ждать, – сказал Чемберлен и направился к двери.

После краткого промедления французская и итальянская делегации двинулись следом. Выйдя в коридор, английский премьер остановился и повернулся к Паулю:

– Куда идти?

– Следуйте за мной, ваше превосходительство.

Он повел их мимо длинной галереи, с которой за ними наблюдали немцы. Какими жалкими выглядели англичане и французы в своих деловых костюмах, помятые после длинных перелетов, по сравнению с мундирами эсэсовцев и итальянских фашистов! Ничтожная горстка людей, немужественных и неряшливых.

На входе в кабинет Гитлера Хартманн отступил в сторону, позволяя гостям войти: сначала Чемберлену, затем Муссолини и Даладье и, наконец, Чиано и Уилсону. Главу французского Министерства иностранных дел Леже до сих пор не нашли. Пауль помедлил, но затем тоже вошел. По первому впечатлению, здесь царила атмосфера солидной мужественности: простор, темное дерево, огромный глобус, книжный шкаф от пола до потолка и письменный стол у стены. Посередине стоял большой стол, а у стены противоположной, полукругом от кирпичного с каменной облицовкой камина, располагались деревянные кресла с плетеными спинками и диван. Над очагом висел портрет Бисмарка.

В креслах с левого края уже сидели Гитлер и Шмидт. Фюрер взмахом руки предложил гостям располагаться, где им удобно. Угадывалось в этом жесте какое-то пренебрежение, словно ему совершенно нет дела до гостей. Чемберлен выбрал место рядом с Гитлером. Уилсон сел по правую руку от шефа. Итальянцы заняли диван прямо напротив камина. Риббентроп и Даладье завершали группу, оставив кресло для Леже.

Наклоняясь к уху Риббентропа, Хартманн заметил на низком столике перед Гитлером свои часы.

– Прошу прощения, герр министр, но месье Леже пока нет.

Фюрер, в нетерпении ерзавший по сиденью, видимо, услышал его и отмахнулся:

– Все равно приступим. Он присоединится к нам позже.

– Боюсь, я не могу начинать без него, – возразил Даладье. – Леже в курсе всех подробностей, мне же ничего не известно.

Чемберлен вздохнул и сложил руки. Шмидт перевел слова француза на немецкий. Гитлер резко наклонился, схватил со столика часы Хартманна и нарочито смотрел на них несколько секунд.

– Кейтель!

Генерал, ожидавший в двери, поспешил на зов. Гитлер зашептал ему что-то на ухо. Кейтель кивнул и вышел. Остальные уставились на фюрера, не вполне понимая, что происходит.

– Ступайте и постарайтесь найти его, – сказал Риббентроп Хартманну.

Пауль выскочил в коридор, и как раз в этот миг показался спешащий со всех ног Леже – коротышка в темном костюме, с черными как смоль усами и хохолком на лбу. Лицо его раскраснелось от бега. Он напоминал фигурку из сахарной глазури на свадебном торте.

– Mille excuses, mille excuses…[28]

Министр влетел в кабинет Гитлера.

Прежде чем караульный эсэсовец закрыл дверь, Хартманн успел бросить взгляд на четверку лидеров и их советников вместе со Шмидтом. Они сидели неподвижно, словно изображение на фотографии.

Отель «Регина-паласт» представлял собой огромный монументальный куб из серого камня. Построенный в 1908 году, он мог похвастаться холлами в версальском стиле, турецкими банями в цоколе и распределенными по семи этажам тремя сотнями номеров, из которых английской делегации выделили двадцать. Они располагались на четвертом этаже по фасадной стене гостиницы, из их окон поверх деревьев на Максимилианплац открывался вид на далекие шпили-близнецы готического собора Фрауэнкирхе.

Когда премьер-министр и его команда отправились на открытие конференции, следующие десять минут Легат провел, расхаживая по тускло освещенному и устланному дорожками коридору в обществе помощника управляющего отеля. Ему с трудом удавалось скрыть разочарование. «Сделали из меня чертова администратора», – думал он. Первым поручением, данным ему Хорасом Уилсоном, было обеспечить всех членов английской делегации номерами, а затем проследить, чтобы носильщики доставили багаж куда надо.

– Жаль огорчать вас, – сказал Уилсон, – но, боюсь, я вынужден просить вас все время конференции оставаться в отеле.

– Все время?

– Да. Похоже, немцы выделили нам под штаб-квартиру анфиладу комнат. Кому-то надо организовывать работу офиса, установить связь с Лондоном, следить за тем, чтобы на линии постоянно кто-то был. Вы для этих дел подходите наилучшим образом.

Смятение, видимо, слишком заметно проступило на лице Легата, потому что сэр Хью продолжил успокаивающим тоном:

– Я вполне понимаю вашу досаду: ведь вы не увидите главного шоу. Как не увидит его и бедолага Сайерс, оставшийся в Лондоне, хотя его имя уже было внесено в список лиц, сопровождающих премьер-министра. Но тут уж ничего не поделаешь. Мне очень жаль.

Легата подмывало сказать, в чем истинная причина его поездки в Мюнхен. Но чутье подсказывало, что это только усилит желание Уилсона держать его подальше от немецкой делегации. Уилсон вел себя точно акула, рыскающая под безмятежной поверхностью моря, и это наводило на мысль о том, что главный советник премьер-министра для себя уже назначил Легату совершенно определенную роль.

Поэтому Хью ограничился сдержанным:

– Разумеется, сэр. Я немедленно займусь этим.

Апартаменты премьер-министра состояли из спальни с кроватью под балдахином и гостиной в стиле Людовика XVI, с позолоченными креслами и выходящими на балкон стеклянными дверями.

– Это самый роскошный номер в отеле, – заверил его помощник управляющего.

Следующие по уровню комфорта комнаты Легат распределил между Уилсоном, Стрэнгом, Малкином, Эштон-Гуоткином и двумя дипломатами из берлинского посольства, Хендерсоном и Киркпатриком. Руководствуясь духом самопожертвования, самые маленькие номера, расположенные на противоположной стороне коридора и с видом на внутренний двор, он отвел себе и Данглассу, в других таких же поселил детективов, личного врача премьера сэра Джозефа Хорнера, который немедленно отправился в бар, а также двух секретарш из Садовой комнаты, мисс Андерсон и мисс Сэквилл. «Так вот как ее зовут: Джоан Сэквилл», – отметил он.