Один из наиболее циничных примеров ставок на человеческую жизнь был связан с судьбой восьми сотен немецких беженцев, которые в 1765 году прибыли в Англию и были брошены без крова и пищи на окраине Лондона. Спекулянты и страховщики в кофейне Ллойда делали ставки на то, сколько из этих беженцев умрет в течение недели[234].

Большинство людей считают такие ставки морально неприемлемыми. Однако на рыночный взгляд в них нет ничего плохого. При условии, что игроки никоим образом не могут повлиять на судьбу беженцев, факт заключения пари не ускоряет чью-либо смерть. Обе стороны такой сделки считают ее заключение выгодным для себя делом; в противном случае, как уверяет нас экономическая теория, они бы не стали ее совершать. Беженцы, по-видимому, просто не знали о сделанной на их жизни ставке, что, соответственно, не ухудшало их положения. Такова примерная экономическая логика свободного рынка страхования жизни.

Таким образом, причины того, что ставки на смерть являются нежелательной практикой, выходят за пределы рыночной логики и основаны на том, что такие пари носят бесчеловечный характер. Игроки своими ставками выражают безразличие к смерти и страданиям людей, что является негативной оценкой их человеческих качеств. Институты, которые поощряют эти ставки, способствуют огрублению и развращению общественных взаимоотношений. Как мы уже видели в других случаях коммерциализации, разрушение или вытеснение моральных норм само по себе не служит достаточным основанием для отказа от рыночных отношений. Но поскольку ставка на жизнь незнакомого человека не несет в себе никакого социального блага, кроме попытки получить прибыль и развлечения, разлагающий характер этой деятельности является достаточно веским поводом для ее осуждения.

Безудержное распространение в Великобритании ставок на смерть вызвало рост возмущения этой сомнительной практикой со стороны общества. Кроме того, существовала еще одна причина для введения ограничений на этот вид деятельности. Страхование жизни, предназначенное, прежде всего, для того, чтобы защитить семьи от нищеты в случае потери их кормильцев, оказалось морально испорчено укрепившейся ассоциацией с азартными играми. Чтобы стать морально одобренным бизнесом, страхование жизни должно было абстрагироваться от финансовых спекуляций.

Это в конце концов произошло с принятием в 1774 году Страхового акта (также известного как Закон об азартных играх). Этот закон запрещал ставки на жизнь незнакомых людей и ограничивал возможность страхования жизни лишь теми случаями, когда усматривался «страховой интерес» того человека, чья жизнь оказывалась застрахованной. Поскольку неограниченное страхование жизни превратилось в «безобразную игру», парламент запретил все виды страхования жизни «за исключением тех случаев, когда страхователь имел прямой интерес к жизни или смерти застрахованного лица». «Проще говоря, – пишет историк Джеффри Кларк, – Закон об азартных играх устанавливал, в какой степени человеческая жизнь может рассматриваться в качестве товара»[235].

В Соединенных Штатах процесс придания страхованию жизни моральной легитимности проходил очень медленно. Эта практика не имела твердой сформировавшейся основы вплоть до конца XIX века. Хотя большинство местных страховых компаний были организованы еще в XVIII веке, они главным образом занимались страхованием на случай пожара или потери морских судов и перевозимых ими грузов. Попытки страхования жизни сталкивались с «мощным культурным сопротивлением». Согласно высказыванию Вивьен Зелизер, «рыночный подход к смерти сдерживался системой ценностей, в соответствии с которой жизнь считалась священным и не подлежащим коммерциализации понятием»[236].

В 1850-х годах бизнес страхования жизни начал развиваться, но при этом данные договоры носили подчеркнуто защищающий характер и их коммерческий аспект сознательно преуменьшался: «До конца XIX века страхование жизни старалось обходиться без использования экономической терминологии и окружалось религиозной символикой с акцентом на его моральную ценность, а не на возможность получения денежной выгоды. Страхование жизни преподносилось как альтруистический, самоотверженный дар, а не как выгодная инвестиция»[237].

Со временем продавцы страховых полисов перестали стесняться и стали рекламировать страхование жизни как инвестиционный инструмент. Постепенно, с ростом индустрии, смысл и цели страхования жизни изменялись. На смену осторожному позиционированию в качестве способа заботливой защиты интересов вдов и детей пришло продвижение данного вида страхования как инструмента для сбережений и инвестиций. Определение понятия «страховой интерес» было расширено таким образом, что в число заинтересованных лиц попадали уже не только члены семьи и иждивенцы, но и деловые партнеры. Корпорации получили возможность страховать жизнь своих руководителей (но пока еще не рядовых сотрудников и подсобных рабочих). К концу XIX века рыночный подход к страхованию жизни привел к «использованию страхования жизни в сугубо деловых целях» за счет распространения страхового интереса на людей, «не связанных друг с другом ничем, кроме экономических взаимоотношений»[238].

Однако моральные сомнения в отношении возможности превращения смерти в товар по-прежнему имели место. Зелизер указывает, что именно это послужило причиной появления агентов, задачей которых была продажа полисов страхования жизни. Страховые компании быстро обнаружили, что люди не склонны страховать жизнь по собственной инициативе. Несмотря на то, что данный вид страхования обрел легитимность, в представлении общества «смерть не могла служить предметом обычной коммерческой сделки». Таким образом, цель страховых агентов состояла в том, чтобы искать потенциальных клиентов и преодолевать их инстинктивное неприятие путем рекламирования преимуществ предлагаемого продукта[239].

Неприятие коммерческих сделок, предметом которых являлась смерть человека, объясняет традиционно неуважительное отношение к страховым агентам. Причиной этого был не только тот факт, что их работа связана со смертью. Врачи и представители духовенства тоже регулярно сталкиваются с этим печальным событием, но их занятие не запятнано неприятными ассоциациями. Агенты по страхованию жизни получили свое клеймо из-за того, что они воспринимались как «”продавцы” смерти, предлагающие извлечь выгоду за счет самой страшной для человека трагедии». Это негативное отношение сохранилось и в ХХ веке. Несмотря на все усилия, направленные на реабилитацию профессии страхового агента, неприятие отношения к смерти «как к бизнесу» не позволило преодолеть в обществе чувство отвращения к данному роду деятельности[240].