во внешней жизни со мной обращались как с малым ребенком, поставили в узкие рамки, и теперь я действительно похожа на робкого, застенчивого дитя. Бывает же возможность изуродовать так человека!..

И я чувствовала себя в этот вечер очень скверно: как бы приниженной перед Маней, сознавая при этом собственное невежество. Ах, как хотелось мне хоть на время оставить всю эту обстановку, среди которой я выросла, и с головой окунуться в ту, такую привлекательную для меня жизнь! Пусть в этой среде девушки не имеют бриллиантов, молодые люди плохо одеваются, но зато общество их вдвое, втрое интереснее нашего, где в гостиной приличная скука, но всегда модные туалеты… Скорей, скорей за книги! Забыться!..

25 января. Я так устала, так устала, что даже равнодушно отношусь к моей собственной судьбе; а между тем, в ближайшие дни должна ожидать ее решения. Но меня это даже и не интересует: точно дело касается постороннего лица, а не меня…

Недавно мне приснилось, что я умираю: кто-то перерезал мне жилу на ноге, – это была моя казнь, – кровь полилась; я упала на колени, закрыла лицо руками и повторяла только: Господи, помилуй меня! Я чувствовала, что с каждой минутой теряю более и более силы, как вместе с кровью, которая лилась ручьем, жизнь мало-помалу исчезала. В глазах пошли зеленые круги, я зашаталась… «Это конец», – промелькнула у меня последняя, неясная мысль; все кругом померкло, и я полетела в темную бездну… Я в ужасе проснулась: о, слава Богу, это только сон! Сколько раз снилось мне, что я умираю, но никогда еще сон не был так жив и никогда наступление смерти не рисовалось так ясно. Отчего? – Недавно я с увлечением прочла «Историю жирондистов»; описания последних дней жизни и смерти этого несчастного короля врезались в память: я живо воображала это время и старалась испытать в себе душевное состояние короля при известии об осуждении его на смерть в 24 часа. Под влиянием этих мыслей мне мог присниться такой сон.

31 января. …Как женщина я не существую для мужчин; но и они как мужчины – не существуют для меня. Я вижу в них только учителей, т. е. людей, которые знают больше меня и знакомство с которыми может быть приятно и полезно, если я могу извлечь для себя какую-нибудь пользу. Но раз они не могут быть учителями, раз они не стоят гораздо выше меня – тогда они для меня не существуют; я могу быть знакома с ними, но для меня они не представляют ни малейшего интереса. Я давно твердо убеждена в этом; последние дни только подтвердили мои мысли…

2 февраля. Да будет благословен сегодняшний день! Мне кажется, что я снова начинаю жить! Несмотря на сильный ветер и снег, я пошла на каток. Там меня встретил Э-тейн и поехал со мной.

– Знаете ли, я ведь имею сообщить вам приятное известие, – сказал он.

– Какое? – удивилась я.

– Маня пишет мне, что она справлялась у директора курсов и узнала, что вы можете посылать бумаги теперь без разрешения родителей, если в августе вы совершеннолетняя.

– Быть не может! – радостно воскликнула я.

– Вы не верите? – засмеялся он. – Так вот я вам прочту письмо…

Мои сомнения сразу исчезли…

– Как я счастлива, как я вам бесконечно благодарна! – повторяла я, чувствуя, что в душе моей подымается буря восторга.

– Ну, позвольте; радоваться тому, что вы видите себя близко к цели, конечно, можно, но я-то сделал для этого немного.

– Это для вас, а не для меня, – возразила я. Мною овладевало возбуждение. – Вы становитесь для меня человеком, с которым будет соединено воспоминание о самой лучшей, самой большой моей радости, – сказала я студенту. Тот молчаливо улыбнулся… Мое надломленное, утомленное до бесконечности существо вдруг узнало в себе новую силу. Точно больному дали лекарство, от которого он выздоравливает…

Надежда – прекрасное слово! Да, я могу теперь надеяться; я снова могу жить!.. И мне хотелось болтать без умолку, смеяться так, как я давно уже не могла смеяться.

Я каталась недолго. Было темно, когда я шла домой, но обычно длинная дорога не казалась мне длинной, и темные сумерки казались светлее солнечного дня.

18 февраля. Вопреки моим ожиданиям, о. Владимир вовсе не был строг в этот раз на исповеди. Отвечая на его вопросы, я говорила чаще «нет» вместо обычного «грешна», потому что он спрашивал меня о вере, о промысле Божием, стараюсь ли помогать несчастным словом и делом, а в этом я не могу признать себя грешной. Но под конец я сообразила, что нельзя же на исповеди говорить чаще «нет», нежели «да», и, смутившись, уже без раздумья, ответила на вопрос о. Владимира – «не берете ли что-либо потихоньку» – «грешна», хотя припоминаю теперь, что не взяла ничего…

Ежедневно читаю «Жизнь Иисуса Христа» Фаррара, и думаю теперь, что гораздо труднее исполнить на деле то, что в мыслях кажется таким хорошим, добрым и поэтому легким. Решившись по возможности быть лучше, в особенности в отношениях семейных, я сегодня едва-едва не отступила от такого доброго намерения: прежде всего – видишь маму и вспоминаешь все, чем она оттолкнула нас от себя, видишь ее жесткий характер; потом дети начинают говорить грубости, без всякого повода с моей стороны, мешают, и… мой характер готов вспыхнуть, как шведская спичка. Но надо же когда-нибудь научиться владеть собой; неужели же у меня нет воли, нет самообладания?

А знаете ли, чего мне сегодня хотелось? Смешно сознаться даже самой себе. Видя, как дети ласкаются к сестрам, обнимают их – мне вдруг страшно захотелось испытать самой эту детскую, братскую ласку, которой я никогда еще не видала по отношению к себе. Сестры относились совершенно равнодушно к этим «нежностям», как они их называют; но я… чего мне так хотелось, того, наверное, не увижу никогда! Дети как-то стоят ближе к сестрам, и любят их несравненно больше, нежели меня: им и в голову не может прийти, что я – старшая сестра, потому отношусь к ним строго, что люблю их разумною любовью и желаю, чтобы из них вышли порядочные люди… Впрочем, говорят, что дети ласкаются только к хорошим людям, они инстинктивно чувствуют, кто их любит. В таком случае здесь нет ничего хорошего для меня; я, значит, по существу дурной человек. Что ж, это, быть может, и правда!

24 февраля. Петя прислал мне свою карточку; она была завернута в бумажку, и на ней было написано: «Лиза, посылаю свою карточку и прошу на меня не сердиться. Желаю всего хорошего. Петя». И этот