– Сейчас объясню, – начал он.

– Дорис уже объяснила, – ответила мать. Он все не мог понять, сердится она или нет. – Сказала, что почти каждый вечер ты угощаешь ее своим ужином.

– Ну да, – осторожно признался Линкольн, – так и есть…

– Я знаю, что так и есть. Она все меню моей кухни за прошлый месяц знает. Просила рецепт бабушкиных булочек с лососем.

– Извини, не смог удержаться, – ответил Линкольн. – Видела бы ты, что она с собой приносит: индейку и ломоть хлеба, всегда одно и то же, – а ты мне такие пиры закатываешь. Неудобно как-то жевать прямо у нее под носом.

– Делись, ничего страшного, – пожала плечами мать. – Не понимаю только, почему ты мне не сказал, что так делаешь – угощаешь моей едой… ну, скажем так, незнакомую женщину. – Она прищурила глаза и посмотрела на сына. – А я-то голову ломаю, как же так: столько ешь и все равно худеешь. Уж подумала: ты стероиды принимаешь.

– Не принимаю я никаких стероидов, мам! – расхохотался Линкольн.

Вслед за ним расхохоталась и она.

– И больше ничего? – спросила мать, отсмеявшись.

– В смысле?

– Ну, просто жалко, и все?

– Ну… – протянул Линкольн. Как было рассказать матери, что обедал он с Дорис только затем, чтобы повысить шанс встречи с девушкой, которой еще и в глаза не видел. – Ну… мы дружим. Дорис такая смешная. И не всегда нарочно…

Мать глубоко вздохнула, как будто сосредоточивалась.

– Нет, мам, нет… – У Линкольна дрогнул голос. – Это совсем не то. Совсем даже. Мама… Ну…

Мать поднесла руку ко лбу и выдохнула.

– Почему ты всегда ждешь, что я сморожу какую-нибудь глупость? – спросил он.

– А чего я должна ждать? Ты каждый вечер обедаешь с одной и той же женщиной. У меня, знаешь, таких подруг хватает – резвятся себе с молодыми!

– Мама!

– Ты уверен, что Дорис тебя правильно понимает?

– Да! – теперь настала его очередь хвататься за голову.

– Ты жадным никогда не был, – сказала она, кладя руку ему на голову. – Помнишь, как отдал свои игрушки сборщикам из Армии спасения?

Еще бы ему не помнить… Снэглтус, Люк Скайуокер, Пилот… Такой у него случился порыв. В тот вечер Линкольн рыдал, пока не заснул, – до него дошел размер убытков.

Мать откинула ему волосы со лба набок и ненадолго задержала их в руке.

– Вафли будешь? – вдруг спросила она, поднимаясь. – Я уже тесто сделала. Да, и баранину не доедай, пожалуйста. Я Дорис обещала, что ты принесешь.

– Так чего она звонила? – спросил он. – Насчет спасибо сказать?

– Да нет, – громко сказала мать из кухни, – насчет тебя. Она переезжает. Кстати, ты знаешь, что она переезжает? Сказала, что когда грузчики грузили мебель, то швыряли ее, как горилла чемоданы в рекламе «Самсонайта». Бабушкин буфет она им не доверила, и ничего удивительного. Я предложила прислать тебя – ты молодой, сильный, – но она ответила, что дело не срочное. Тебе к вафлям чего – взбитых сливок или кленового сиропа? А может, и того и другого? У нас есть.

– И того и другого, – ответил Линкольн.

Он пошел к ней в кухню с улыбкой, но в смятении. Даже когда они с матерью оказывались на одной волне, у Линкольна всегда было чувство, что он отстает.

На той неделе все засиживались допоздна – даже те, кто напрямую не работал с кодами. Грег весь извелся от волнения. Он не сомневался, что детишки из международной бригады его дурят. Грег сказал Линкольну, что врач прописал ему антидепрессант паксил. Линкольн зорко следил за своими подопечными – не боится ли кто, не увиливает ли. Но они спокойно сидели в своем углу, глазели в мониторы со сплошными цифрами, спокойно нажимали клавиши и потягивали «Маунтин дью».

С этими заботами, с рабочей суетой Линкольну было не до папки WebFence и не до комнаты новостей. До четверга он даже ни разу не пообедал по-настоящему – пошел обратный отсчет, оставалось двадцать семь часов. Дорис с радостью поздоровалась с ним и обрадовалась еще сильнее, завидев шоколадный торт.

– А мама тебе про мой буфет сказала? Ты не против, точно?

– Ну конечно не против, – ответил Линкольн, разворачивая торт. – Скажите только, когда прийти.

– Твоя мама мне точно так же ответила. Слушай, ну и женщина! Прямо мотор, а уж готовит как! И наверное, очень хорошенькая. И чего снова замуж не вышла?

– Точно не знаю, – ответил он.

Линкольн не мог представить мать замужней, хотя и знал, что недолго она была женой отца Ив. Он видел ее свадебную фотографию. Она, невеста, в кружевном мини-платье, с подобранными вверх светлыми волосами. Линкольн не мог представить себе даже, как его мать может пойти на свидание. Ив рассказывала, что до его рождения было не так. Она вспоминала и мужчин, и вечеринки, и незнакомых дядей за завтраком.

– Когда Пол умер, я несколько лет и подумать не могла, чтобы к кому-нибудь на свидание бегать, – сказала Дорис. – А потом поняла: я еще, может, лет сорок проживу. Дольше, чем мы с Полом жили. Вряд ли он хотел бы, чтобы я сорок лет одна мыкалась. Да не то что «вряд ли» – точно не хотел бы.

– И вы пошли на свидание?

– Да, конечно, – ответила Дорис. – Регулярно, с двумя. Пока ничего серьезного, но кто его знает.

Линкольн задумался: а почему он обедает сейчас с Дорис – только из вежливости или совсем наоборот?

– Моя мама просила передать, чтобы вы не волновались из-за давления. – Он протянул Дорис пластиковую вилку. – Торт на оливковом масле.

– На оливковом масле? – поинтересовалась она. – Что, зеленый?

– Хороший, – похвалил Линкольн. – Я уже три куска съел.

Дорис откусила солидную порцию.

– Ого… – проговорила она с набитым ртом. – И правда хороший… И сочный. А глазурь… Ты как думаешь, она тоже оливковое масло в нее добавляет?

– Нет, по-моему, сливочное.

– Ага, понятно.

В комнату отдыха вошла какая-то женщина и встала у торгового автомата позади них. Она была молодая, примерно одних с Линкольном лет, высокого роста. Волосы собраны в темный пучок, по лицу разбежались веснушки. Хорошенькая…

– Дорис, привет, – поздоровалась она.

– Привет, привет, дорогая! – откликнулась Дорис. – Задерживаешься?

Женщина – нет, девушка – с улыбкой кивнула Дорис, улыбнулась Линкольну. У нее были широкие плечи, крепкая, высокая грудь. У Линкольна сдавило горло. Он улыбнулся в ответ. Девушка обернулась к автомату. Он вроде раньше ее не видел… Она наклонилась, достала что-то. На шее из узла выбились колечки мягких волос. Девушка быстро пошла к двери. На ней была облегающая белая блузка и клубнично-розовые брюки из вельвета в рубчик. Тонюсенькая талия… Широкие бедра… Плавный изгиб поясницы… Красота!