— Чует мое сердце, здесь другое что-то. Да только что сейчас проку голову ломать — сделать-то я все одно ничего не могу. Не выстроятся же тут у меня перед дверью все, от кого можно что дельное узнать.

Я не хотела спрашивать, но решила, что это необходимо.

— А капитан Марино? С ним вы не общались?

Мот посмотрел на меня.

— Заходил как-то, принес бутыль бурбона. Я вон туда прибрал, в шкафчик. — Он выпростал руку из-под одеяла и указал пальцем.

Некоторое время мы сидели молча.

— Знаю, что пить мне теперь нельзя, — добавил он.

— Вам следует слушать врачей, лейтенант. Теперь вам предстоит жить с этим, а значит, необходимо отказаться от всего, что довело вас до инфаркта.

— И с куревом тоже придется завязать.

— Вы сможете. Я тоже не думала, что у меня получится.

— Тянет небось?

— К тому, как я себя тогда чувствовала, не тянет точно.

— Так это из-за любого дурмана паршиво себя чувствуешь, но штука-то совсем в другом.

Я улыбнулась.

— Да, все еще тянет. Но теперь уже меньше.

— Питу я так и сказал — не дай Бог и он, как я вот, в больничке будет валяться. Но ему не втолкуешь.

Я с ужасом вспомнила, как пыталась вернуть к жизни Мота, лежавшего на полу и уже посиневшего. То, что Марино ждет тот же исход, не вызывало у меня сомнений — это был лишь вопрос времени. Я подумала о сегодняшней встрече в ресторане, об отбивных, новом костюме и машине, о его странном поведении. Такое впечатление, что он решил, будто вовсе не хочет меня знать, и поэтому старается казаться кем-то другим, неузнаваемым.

— Думаю, Марино просто заработался. Дело такое, что требует напряжения всех сил, — запинаясь, пробормотала я.

— И миссис Стайнер ни о чем другом сейчас и думать не может, да оно и понятно. Будь я на ее месте, тоже, наверное, отдал бы все, что мог.

— А что она отдала? — спросила я.

— У нее ведь денег порядком, — сказал Мот.

— Я догадываюсь. — Мне вспомнился ее автомобиль.

— Она оказала большую помощь следствию.

— Помощь? — переспросила я. — Какую именно, о чем вы?

— Машины — та, на которой Пит разъезжает, например. За них же кто-то должен был заплатить.

— Я думала, они куплены на пожертвования от местного бизнес-сообщества.

— Ну, оно конечно, после миссис Стайнер и другие подтянулись. Все в округе за нее переживают, да и само убийство у людей из головы не идет — никому не хочется, чтобы еще чей-нибудь ребенок пострадал. Я такого за все двадцать два года, что в полиции проработал, не упомню. Ну надо сказать, конечно, и дела такого на моей памяти тоже не было.

— Она действительно оплатила мой автомобиль? — сказала я, с трудом сохраняя ровный тон и не показывая своих эмоций.

— Обе машины от нее, а прочие скинулись на оборудование — ну, там, мигалки, рации, сирены.

— Детектив Мот, — напряженно спросила я, — какую сумму миссис Стайнер передала отделению полиции?

— Тысяч пятьдесят.

— Пятьдесят? — Я не верила своим ушам. — Пятьдесят тысяч долларов?

— Именно так.

— И что, все считают это нормальным?

— Что ж тут такого? Несколько лет назад электрическая компания нам так же машину оплатила, когда им надо было, чтобы мы за трансформаторной будкой приглядывали. А во всяких магазинчиках и кафешках, которые допоздна работают, нам кофе бесплатно наливают, так что мы туда хоть днем, хоть ночью приедем, если понадобится. Тут вся штука в том, что люди помогают нам, а мы помогаем им. И если не злоупотреблять, все идет как надо.

Его твердый взгляд был по-прежнему направлен прямо на меня, а руки мирно покоились поверх одеяла.

— Думаю, в большом городе вроде Ричмонда на этот счет правил побольше.

— Любое пожертвование в пользу полицейского управления Ричмонда свыше двух с половиной тысяч долларов должно быть санкционировано ОП, — объяснила я.

— Я даже не знаю, что такое ОП.

— Особое постановление, принятое городским советом.

— Надо же, какие сложности.

— И тому есть вполне очевидные причины.

— Что ж, наверное, — произнес Мот. Разговор его утомил — видимо, он еще не привык к тому, что не может более доверять собственному телу.

— А на что еще пошли эти пятьдесят тысяч, помимо машин? — спросила я.

— Городу нужен новый шеф полиции. Мне, правду сказать, это не особо по нутру, потому как раньше я тут, считай, и был за главного. Но даже если я еще на что-то и сгожусь, все равно пора уступить место кому-то поопытнее — жизнь теперь не то что раньше.

— Понятно, — протянула я. Ситуация наконец прояснилась, но дело принимало крайне тревожный оборот. — Надо, наверное, дать вам отдохнуть.

— Рад был вас повидать.

Он до боли сжал мою руку, и я ощутила владевшее им безнадежное уныние. Даже если бы Мот сам в полной мере осознавал свои чувства, он, наверное, не смог бы объяснить, чем они вызваны. Тот, кто испытал на себе близость смерти и знает, что однажды его черед все же наступит, уже никогда не станет прежним.

Прежде чем вернуться в мотель, я направилась к Монтриту. Миновав ворота, я развернулась и выбралась через вторую арку обратно на дорогу, пытаясь сообразить, что же мне предпринять. Свернув на обочину, я остановилась. Немногочисленные автомобилисты, проезжавшие мимо, должно быть, принимали меня за очередную туристку, разыскивавшую дом Билли Грэма. С места, где я стояла, открывался отличный вид на поселок, в котором жил Крид Линдси, — можно было даже разглядеть его дом, который легко определялся по белому прямоугольнику допотопной стиральной машины на веранде.

Радужная гора наверняка получила свое имя в такой же погожий октябрьский вечер. Листья всех оттенков желтого, оранжевого и багряного полыхали пожаром в закатных лучах солнца и густо рдели в тени, наползавшей на овраги и лощины. До наступления темноты оставалось всего около часа. Внезапно я заметила дымок, струившийся из скособоченной кирпичной трубы на крыше Крида, и решила отправиться к дому.

Развернувшись задним ходом прямо через проезжую часть, я выехала на другую полосу и свернула на узкую разбитую грунтовку. В клубах рыжей пыли, поднимавшейся за автомобилем, я приближалась к самому, наверное, неприглядному поселку в стране. Дорога, по-видимому, шла до самой вершины холма и там просто обрывалась. По сторонам были разбросаны древние трейлеры с покатыми крышами и ветхие бревенчатые или дощатые некрашеные лачуги, крытые толем и жестью. У домов стояли несколько старых пикапов и что-то неизвестной мне марки с кузовом «универсал» странного изумрудного цвета.

Перед домом Линдси, под деревьями, было пустое пространство, где он, по-видимому, обычно ставил свою машину. Я припарковалась и заглушила двигатель. Некоторое время я просто сидела в машине и смотрела на убогое жилище с полуразвалившейся верандой. Кажется, внутри горел свет, или, может, садящееся солнце так отражалось в окнах. Я пыталась сообразить, умно ли я поступаю, и раздумывала о жившем здесь человеке, который подметал в школе полы и выбрасывал мусор, продавал детям коричные зубочистки и как-то подарил Эмили букетик полевых цветов.