Дот хотела, чтобы прозвучало это непринужденно, но сам звук произносимых слов вызвал горестные воспоминания, и она печально замерла, опустив нож.

– Китти всегда, как могла, боролась с этим. Она рассказала мальчикам, как все было и что Гай невиновен, но его все равно отправили в Лоуэлл. А Лоуэллом мальчиков в детстве пугают. Оправят в Лоуэлл – это угроза страшная, хуже Лоуэлла ничего и быть не может. И, конечно же, им было вполне понятно, почему после Лоуэлла человек бежит из города без оглядки и больше уж сюда ни ногой. Побежишь, когда весь город судачит о тебе! Так что объяснить мальчикам это проблемы не составило.

– Ну а другое объяснить?

Дот быстро взглянула в сторону двери – удостовериться, что мальчики по-прежнему прочно сидят у телевизора, включенного на полную громкость.

– Вот что Гай был геем, мы им так и не сказали. Для Китти это очень больной вопрос. Если уж Говард ее братом-убийцей все время попрекает, то узнай он, что этот брат вдобавок еще и голубой, – все, конец. Не дай бог он узнает. К убийству-то он еще худо-бедно может отнестись с пониманием. Ведь не думаю, что своего старикана Говард так уж шибко любил.

Сабина взглянула на Дот. И опустила на стол руку с картофелиной.

– Ой, да брось ты, – пробормотала Дот. – Знаю, о чем ты думаешь. Что нечего скрывать, кто ты есть на самом деле, что надо быть честным, что Гай был тут честен, ничего не скрывал и всякое такое. Но я вот что тебе скажу: не все так просто, приходится считаться с теми, кто рядом с тобой находится.

– Но Парсифаль с этим жил.

– Сабина, есть вещи, о которых не говорят!

В Южной Калифорнии не молчали почти ни о чем. Там люди жили, высоко подняв голову в лучах яркого солнца. «Принимайте нас такими, какие мы есть. А не хотите – не надо!»

– Дело ваше, – сказала Сабина. – Я по собственной инициативе никому ничего рассказывать не собираюсь.

Дот улыбнулась с явным облегчением:

– Это все, чего я прошу.

В эти короткие зимние дни все происходило рано. Дот с мальчиками явились в три. Берти вернулась домой к четырем. В пять часов из-за деревьев показалась луна и все задумались об ужине. Темнота создавала уют. Мальчики успокоились, присмирели и, когда наступило время теленовостей, сели за уроки. Дот, Берти и Сабина, стоя у раковины, чистили и резали овощи, почти соприкасаясь головами. Сабина была рада этому моменту единения. Почти как в Лос-Анджелесе, хоть и совсем не похоже на Лос-Анджелес.

Едва они покончили с едой, как прибыла Китти – в темном окне засияло ее лицо. Помахав со двора тем, кто был в доме, она открыла дверь. Как бы смотрелась она рядом с Парсифалем? Вправду ли они так похожи, или Сабине туманят глаза горе и одиночество? Сейчас раскрасневшаяся от мороза Китти выглядела гораздо лучше, чем ночью. Го встал, чтобы помочь матери снять куртку.

– Как школа? – спросила она его.

– Нормально. – Го прижал куртку к груди, словно внезапно замерз.

Китти подцепила на вилку один из украшавших салат кружков моркови:

– Как раз то, что я собиралась готовить вчера вечером!

– Хватит уже вспоминать про вчерашнее, – с улыбкой сказала Дот. – Сейчас будем видео смотреть.

– Кино? – спросила Сабина. Фан любил старые американские картины с Кэри Грантом и Джозефом Коттеном. Парсифаль всегда смотрел видео с Фаном – и перестал, когда его не стало.

– Кино с тобой в главной роли, – сказала Дот, собирая тарелки в стопки немыслимой высоты.

– Твое с Гаем выступление на шоу у Карсона, – пояснила Берти. – Мы подумали, что ты с удовольствием посмотришь.

– Но вы миллион раз уже его видели, – возразила Сабина, чувствуя, как перехватывает горло, и вспоминая, как перехватывало горло тогда, на шоу. – Я бы лучше завтра посмотрела.

Дот глядела на нее огорошенно, вцепившись в стопку тарелок:

– Я думала…

Мальчики комкали салфетки на коленях.

– Это у нас ритуал, практически культ, – сказала Китти, отодвигаясь от стола и потягиваясь. – Смотрим вместе. Всего пять минут, не целиком. Целиком – это только раз в год, обычно под Рождество. Совсем недавно вот смотрели. Джоан Риверс столь частых просмотров не выдерживает. А вы выдерживаете.

– Это клево, – сказал Гай и, взъерошив волосы, откинул их со лба. – Он здорово на нас смахивает!

Вначале было приглашение на пробу. Агент увидел их на воскресном представлении в Лас-Вегасе. Они работали на разогреве у Либерале, потому что постоянно выступающего у него фокусника во время репетиции съездил лапой его собственный тигр.

«Если планируешь выступать с животными, запомни, – учил ее Парсифаль в самолете, когда они направлялись туда, – брать надо только кроликов, людей и птиц. И чтобы птицы были маленькие!» После представления к ним за кулисами подошел лысый мужчина, загорелый, в спортивной куртке. «В следующий четверг, – сказал он, вручая Парсифалю визитку. – Думаю, боссу вы понравитесь. И ты тоже приезжай, крошка, – бросил он Сабине, небрежно похлопав ее по бедру. – Здесь ее раздобыли или ваша?» Люди часто считали, что ассистенток фокусники набирают из гардеробщиц или не занятых в этот вечер танцовщиц из «Тропиканы».

– Моя, – рассеянно отвечал Парсифаль, изучая визитку.

– Твоя? – удивилась Сабина.

Мужчина засмеялся, уверенно опуская на плечо Парсифаля тяжелую руку. В Лас-Вегасе все продается и покупается. И люди здесь к прикосновениям привычны.

– Ваша, значит, хорошо… До встречи на той неделе.

Сабина резко повернулась к Парсифалю, и крошечные золотые бусинки на ее корсете, качнувшись, повернулись вместе с ней. Защищаясь, он поднял вверх визитку. Не успела Сабина разглядеть фамилию на ней, как глаза ее наполнились слезами.

Карсон.

Адвокаты мечтают получить дело об убийстве. Художники грезят выставкой в Лос-Анджелесском музее современного искусства. Актрисы жаждут получить роль – в кино, в телекомедии, в рекламе кошачьего корма – или хотя бы пропуск на престижную вечеринку. Фокусники мечтали о Карсоне. И когда Карсон заглядывал в «Волшебный замок» пропустить стаканчик-другой после съемок, любой мастер распиливания ассистенток на полставки мог получить возможность выступить на телевидении. И хорошо! Если бы не Карсон, каких бы фокусников знала Америка, кроме изредка мелькавшего на экранах своей зубастой улыбкой Дуга Хеннинга?

Продюсеры велели им быть в костюмах. Сабина выбрала свой любимый – лиловый с синей отделкой. Взяла, приложила к себе, придерживая у пояса.

– Надень красный! – бросил Парсифаль мимоходом, не разглядев ничего, кроме цвета. Слабо верится, подумала Сабина, что родители обрадуются, увидев ее в телевизоре одетой в красное.

Приехав на пробу, они никак не могли отыскать мужчину, давшего им визитку, – в фойе беспокойно толкались толпы соискателей. Нервничали комики. Певцы теснились в углу, беззвучно пробуя губами какие-то звуки. Они увидели знакомого фокусника, выступавшего под именем Оливер Твист, но едва направились в его сторону, как тот, подхватив свой реквизит, ретировался в коридор.