– Но у мамы не было ценностей, – замотала Даша головой. – Она не была подпольным миллионером!

– Значит, было что-то еще, о чем ты не знаешь. – Бондаренко потянулся к ней и ободряюще потрепал по плечу. – Родители не знают многого о нас, мы многого не знаем о них. Не смотрите на меня как на фантазера. Я о скелетах в шкафах наших предков!

Никто не смотрел на него как на фантазера.

Зайцев пожирал его глазами за то, что тот Дашу лапает в его присутствии. Даша хотела за это даже пнуть Бондаренко ногой под столом. Сдержалась.

– Кто-то мог знать, что ключи у тебя в бардачке валяются. Кто-то очень наблюдательный, на кого ты внимания никогда не обращала.

– Это мог быть кто угодно!

– Но этот кто-то точно живет не здесь, – вставил после паузы Сергей. – Он наблюдал за тобой во дворе твоей матери. Как там всегда все было, а? Ты подъезжала, ставила машину на стоянку. Лезла в бардачок, доставала ключи и шла к подъезду. Так?

– Примерно. Машину могла поставить необязательно на стоянке. Где место было свободным, там и ставила. Но ключи всегда потом доставала. Это точно, – ответила Даша с кивком.

– Значит, это видел кто-то, кто жаждал попасть в квартиру твоей матери. Зачем? Это вопрос другой. Поймаем его, спросим, – самодовольно улыбнулся Бондаренко и оглядел стол. – Дашка, ничего больше нет? Кофе еще полкофейника. А я его пустым глотать не привык.

– Поймаем! Спросим! – передразнил его Зайцев. – Мы тут больше полугода вообще ничего не делали, да?

– Делали, Ваня, конечно, делали. Но не там. – Бондаренко с благодарностью глянул на Дашу, нарезающую тонкими пластинками сырокопченую колбасу. – Разве придет в голову, что все машины в Дашкином дворе вскрывали с одной-единственной целью: замаскировать то, что нужны ключи от квартиры ее матери? Больше полугода прошло, а никому в голову не пришло.

Он ядовито улыбнулся Зайцеву.

– И то, что Смыслова погибла, напрямую свидетельствует, что она соучастница убийцы. Стала не нужна. Или стала очень опасна. Вот ее и убили. – Бондаренко с благодарностью принял из рук Даши тарелку с бутербродами, чмокнул воздух, пробормотал: – Спасибо, дорогая.

– Не за что, – кисло улыбнулась она в ответ и на всякий случай отодвинулась от него подальше. И спохватилась: – Да, Сергей, ты так и не сказал, как она погибла? Сказал, что на тридцатом километре в лесополосе, что смерть насильственная. А как ее убили, не сказал.

– Честно, сам пока не знаю подробностей. Сказали, что убита. Без подробностей. Я Ивану рассказывал, теперь тебе говорю: пятнадцать лет назад Смыслова проходила по делу о грабеже подозреваемой, потом соскочила в разряд свидетелей. Подробностей, подельников не знаю. – Он глянул на часы. – К вечеру обещали сделать копии основных деталей того дела. Попрошу ускорить, коль такая пьянка. Даша, колбаска, ум-м!..

– Так как она погибла? – настырничала Даша и глянула на Зайцева. – Товарищ полковник, узнаете?

Он кивнул, встал из-за стола, вышел с телефоном в прихожую.

Даша слышала его приглушенный голос, силилась понять, о чем он говорит, но не вышло. Зайцев говорил слишком тихо. Осторожничает.

Внутри сделалось горько и гадко. Даша тут же подумала, что он запросто может в эту важную для всех минуту общаться со своей Леной, которая раньше каждый час надоедала им с Зайцевым своими звонками. Сейчас он войдет в кухню с каменным лицом, скажет, что ничего не выяснил, простится и уедет.

А ей что делать? Дома сидеть? Он отправил ее в отпуск и…

– Ну что? – вскинул на него взгляд Сергей, медленно цедивший остывший кофе. – Удалось что-то узнать?

– Да. Есть предварительная версия о причине смерти Таи Смысловой.

Он не стал присаживаться к столу. Облокотился плечом о дверной косяк. Глянул на Дашу со странным выражением. Ей показалось, что с жалостью. Но это мог быть и самообман.

– Тебе придется выйти на работу, майор, – сухо оповестил он. – Все очень странно. И да, Серега, тебе отдельное спасибо за светлые мысли.

– Так ты скажешь или нет? – возмутился тот, выбираясь из-за стола и вытирая рот бумажной салфеткой.

– Смыслову убили со спины, ей нанесли сразу четыре удара, каждый из которых мог быть смертельным. Предположительно топором. Характер нанесенных ранений свидетельствует. – Зайцев тяжело вздохнул, пряча руки в карманы кителя. – Подчеркиваю, что это предварительный вывод…

– Ее убили, как маму?! – перебила его Даша, побледнев до синевы.

– Да. – Зайцев кивнул и пошел в прихожую. – Жду тебя в машине, майор. Отдыхать некогда.

Олег настырно продолжал бегать каждый день, в одно и то же время. Синяки с лица сошли. Ему не нужно было прятаться, да и не от кого было. В это время беговая дорожка и детская площадка были пустыми.

Он обливался потом, ненавидел свои заплетающиеся ноги. Ненавидел бег, отнимающий у него массу сил и времени. Но он продолжал бегать. И даже сбросил немного. Сколько точно, не мог знать. У Гриши не было весов. Ему это было не нужно. На Гришкином теле жир не жил. Зато с его телом расставался крайне неохотно. Но все же вес уходил. Вчера вечером он примерил одни из своих выходных брюк, ставшие ему маловаты еще до Нового года. И они оказались впору. Даже немного свободны в поясе.

Брюки ему понадобились для встречи с Ольгой. Она звонила ему уже неделю. Каждый вечер. Просила прощения, плакала, уговаривала вернуться.

– Я не могу, – отвечал он каждый раз одно и то же.

– Почему? Ненавидишь меня, да? – всхлипывала она у его уха. – Если тебе от этого будет легче, то я сама себя ненавижу!

Ненавидеть себя у Ольги были причины. Первый выговор она получила за то, что по ее вине ушел такой ценный сотрудник, как Олег. Второй – за не вовремя сданный неправильный отчет. А были еще и третий, и четвертый. И наконец, Ольге сказали, что, если она не вернет Олега на фирму, может искать себе другую работу.

Об этом Олег узнал от других сотрудников, которые тоже принялись ему названивать почти ежедневно и просили вернуться.

Если честно, вернуться ему отчаянно хотелось. Не нравилось ему в Москве. Он чувствовал себя здесь ненужным, неприкаянным, одиноким. Все здесь было чужим, шумным, энергичным. Это угнетало. Он любил размеренность. Еще он очень скучал по маме. Особенно сильно скучал, когда она болела и жаловалась ему по телефону на свое одиночество. Его сердце тогда разрывалось от жалости. И руки чесались от желания покидать свои вещи в сумки и заказать такси на железнодорожный вокзал.

Но он не мог! Не мог уехать просто так, не разобравшись в том, что произошло с его братом, с его родной теткой, с его двоюродной сестрой.

То есть все не так! Он видел и знал, что с ними со всеми произошло и происходит, просто еще не знал причин.

Их было несколько, и докопаться до их сути у него пока не получалось. Но за это время он узнал главное: соседка погибшей тети Нины врет. А это значит, что тогда – много месяцев назад, когда произошло убийство, – она соврала тоже. Ей было что-то известно. Но она либо умышленно промолчала, либо забыла в силу своего возраста.