на вешалку, и прошел на кухню, – Я уже не тот, что тогда, я стал более циничен. Если раньше меня так поражало поведение общества, то теперь уже нет, массовый человек всегда имеет зависимости. Какие? Я и сейчас задаю этот вопрос, но в отличии от себя двадцатилетнего я могу дать ответ. Но разве он мне важен, что-нибудь он изменит? Человек зависим от собственных идеалов, собственных желаний, которые он находит в обществе, он зависим от того, что ему навязало окружение. Есть люди – одиночки, отшельники, они не выносят общества. И я один из них, только раньше такие люди уходили в горы, в леса, в пещеры, и жили там подобно пещерным людям, считая, что набираются мудрости. А по факту просто успокаивая себя. Зная, что они вряд ли принесут миру, окружающим людям добро. Да и что такое добро? Можно быть подонком, но творить добро. Можно быть культурным, но совершать подлости. Я так не могу… Не хочу я об этом думать, а надо. Устал, но понимаю что надо, и меня уже тошнит, меня сейчас вырвет от этих мыслей, а я буду дальше думать об этом, чтобы меня рвало, долго и основательно, чтобы не было того, что не усвоилось. И человеком я никогда не дойду до истины, потому что истина существует, но она не воспринимается человеком. У человека нет органов чувств, что могли бы воспринимать, считывать истину, есть только те органы, что считывают тени истины. А истина похожа на многогранник, тени которого падают перед нами, и мы принимаем за истину то одну форму тени, то другую. Наши глаза, вернее сетчатка глаз, воспринимает двухмерное пространство, но за счет стереоскопического зрения, человек видит мир трехмерным. Но что такое четырехмерное пространство, пятимерное, шестимерное, и так далее поняли относительно недавно.

Он как всегда заварил себе цикорий, разбавив его молоком, и добавив три чайных ложки сахара, понюхал запах, поежился, потому что запах показался ему похожим на протухшую рыбу, и сделал глоток… А на вкус ничего подобного.

Мне следует пойти в ангар, – подумал он, прихлебывая из чашки, – Помню я эти экзоскелеты, очень даже полезны для моего дела. А новое тело почти завершено, мне осталось добавить в него способность проводить анализирование на расстоянии на основе получаемой информации. Разница будет лишь в том, что вся эта информация пойдет в сознание как готовые выводы, но можно будет включить режим просмотра вычисления вероятности, и вносить свои коррективы, то есть это аналогично человеку- развиваться по мере столкновений с новым и неизведанным. Впрочем, экзоскелет мне понадобится сейчас, и боевой, и погрузочный, потому что я не исключаю такой вероятности, что за мной придут, как это было с Учителем. Нужно учесть это. И я учел. А погрузочный мне нужен для работы с кораблем. Мне удалось столько лет держать это в тайне от всех, и моя цель почти достигнута.

Он допил чай и направился в подземный ангар, где проводил все свои работы. Там стояли различные модели двигателей, каждый имел свое предназначение, сферу деятельности, где его было бы лучше всего использовать. Он также создавал универсальные двигатели, и их у него было несколько, но основной, самый удачный, он уже проверил и поместил в свой корабль.

– А вот и мои экзоскелеты, – сказал он, сбросив полотно, – пора за дело, ибо Нейросеть не ждет, она вычисляет.

Его экзосклеты были органическими. Сравнивая способности органических форм жизни и искусственных, Заверган пришел к выводу, что органические способны к развитию в зависимости от получаемых повреждений, и конечно же регенерации, что увеличивало срок инструмента. Его боевой экзоскелет представлял собой панциревидный скафандр, в который он погружался. На замену хитинового покрова он вывел формулу синтеза металла, сославшись однажды на тот факт, что человеческий организм способен синтезировать камни в почках. Он провел генную модификацию над этим скафандром, и теперь, если часть его металлической брони терялась, то могла мгновенно восстановиться за счет его крови, преумножая железо, содержащиеся в ней.

– Думаю, следует добавить этому скафандру свою систему кровообращения и метаболизма… Хотя, разумеется это будет не кровь, а вещество, приводящее в действие всё тело. Пожалуй, следует провести совместимость с моим новым телом.

Он немного передохнул, вновь оглядывая свои разработки. Тело, – подумал он, – Все мы всего лишь тела, управляемые инстинктами. Может быть, лет сто назад, велись активные споры о том, есть ли у человека инстинкты или нет. А сейчас уже не спорят. Нынче вообще не спорят, нынче ставят перед фактом, не более, но и не менее. Никому больше ничего не надо доказывать, все себе уже всё доказали, все добились состояния покоя и способности работать, когда не хочется, получать энергии больше, чем затратили. Бывает, что люди устают, но теперь это их не существенно подавляет, ибо они уже подавлены. Мне нет здесь места, мне на этой планете слишком тесно. Конечно, она представляет для меня интерес, но я не могу тут задерживаться, и вмешиваться в политику родной планеты. Я не обязан делиться знаниями, я не обязан вносить свой вклад в историю человечества – этим занимается Нейросеть. Да даже если бы не занималась, всё равно не стал бы я этого делать. Почему? Это всё в моей голове, и я не буду выносить из неё лишнего для данного мира, который кто-то из людей, группы людей, народа, государства, создали себе для удобства. Твое происхождение, как мне надоело тут жить, скорее бы покинуть эту умирающую планету и приступить к своим исследованиям!

– Смысл жить? Потреблять? Получать удовольствие? Сравнивать одно с другим? Мерить не измеримое? Отказываться от того, что хочется, потому что в обществе и законом это осуждается? А я не хочу и никогда не хотел совершать какое-то насилие над кем-либо. Зачем? Они влачат бессмысленное существование, они знают об этом, но не хотят этого признавать, тешат себя верой в Нейросеть, тешат себя покупной любовью, покупным вдохновением, покупной жизнью. Зачем мне лишать их того, ради чего они продляют себе жизнь? Они ведь сделали этот шаг, никто не был против? Смысл жизни – наркотик, который не делает жизнь лучше. Не делает жизнь красочнее. Смысл жизни – наркотик, который создаёт иллюзии, что живёшь хорошо, что жизнь красочнее, который не обязательно продляет жизнь, он может её и укоротить своим воздействием в социальной среде, а иногда есть такой смысл жизни, когда доживаешь до ста лет, и здоров, не жалуешься на жизнь, суставы, зубы и зрение, а ещё на кишки, и ночной метеоризм.

Опять